Сегодня утром вы решили, что съедите человека. Вы смотрели очень долго в свои мертвые глаза. Не шевельнув и бровью, и не поведши веком, Вы поняли, что сможете перешагнуть себя. Все звезды одиночества, мерцавшие на небе, Откроют свой божественный и сладостный нектар. Теперь ты в бесконечности, как в долгожданной неге, Твоя душа нейтральна: ты не молод, и не стар. Сегодня вы решили, а, точнее, накануне, Что съедите чье-то сердце, не оставив и следа, От липко-сладкой массы, с солоноватым вкусом, Что давно отпробовать хотели вы всегда. И лучше, если это окажется невинное, И до смерти напуганное, бедное дитя – Тогда на много жарче для тебя растопят черти Все котлы, и Ад объятия откроет для тебя!
Как хочется большой любви, Но вместо этого – лишь боль… Шершавым языком судьбы Я с раны слизываю соль. Ничтожество внутри меня Орет сквозь пальцы дурняком, Я съем того, кого нельзя Считать ни другом, ни врагом.
Я съем его мечты и страсти, сожру все страхи и тоску! Я выпью кровь из чаши счастья, и душу ублажу свою… В полубожественном припадке, я буду слышать небеса, И, лежа в маленькой кроватке, споют мне песню голоса. И буду слушать колокольчик, звенящий в гулкой тишине, Напоминающий о смерти, и жизни, что таят в себе Вопросы, явно без ответов, иначе б знали мы зачем Нас всех загнали в эти рамки никем не созданных систем. Весь мир, и все его секреты, Сквозь время и пространство откроются, и в миг Холодная ухмылка уронит напоследок Долгожданный и победный, леденящий душу, крик. Но, стоит только разуму дотронуться нечаянно, Или специально заглянуть в копилку бытия, Как сразу обесценится все то, что было раньше, И разрушатся границы всеобъемлющего «Я».
Мы все забыты на обочине Вселенной, И разницы не много в том, как будут умирать, Заблудшие в тупик, бараны или овцы, Что в человечьей шкуре обречены страдать. И антропофилия, как ключ к освобождению, На уровне инстинктов дает тебе понять, Что разум – это то, что мы зовем «Частицей Бога», И в черепной коробке можем мы ее объять.
Мне в зеркале смеются нагло, Прямо в лицо, и жертва, и палач, Как жаль, что при рождении и смерти, Один и тот же раздается плач. Но, тишина блаженная наступит однозначно Для всех и каждого, за разницей времен, И канут в Лету глупые создания человеческие, Смыв позор с запятнанных, бессмысленных имен.
Я медленно срезаю скальп, И бьюсь в конвульсиях от счастья, В желудок отправляя свой Кусочки мягкого ненастья. В глазах темнеет, брызжет кровь, Лицо игриво заливая, Я наконец, обрел покой, Себя с любовью поедая.