На бензиновых колесах времени В радужку переливаюсь радугой Я ломаю грусть и сожаления Выгрызаю, перепонки падали.
Путь иначе невозможен – сложно Все как есть, уже не будет детства – Вседозволенного, босоногого. Яблочного воровства соседского.
Только сны меня манят истомою, Все получит узнаванье нежное. Лед к щекам - под сердцем спит искомое, Перепачканное, безмятежное.
И я плечи, полагая крыльями, Распускаю и без тела тяжести Поднимаюсь и парю над спящею, Над собою, над вчерашнею.
Припев: Не догнать самого себя. И зимой не родиться уже. Но, сколько живу, буду перегонять, Плясать, кувыркаться на остром ноже. Отец, не сердись! Мама, прости! Я самый счастливый, живущий на свете, Спасибо! Спасибо!
И сиренью цепенеют сумерки, И крадутся тайны зачаровано. И я жду нетерпеливо сильного, Черноглазого, светлоголового.
И боюсь, что сердце остановиться, Напоследок обламает ребра мне. Я уже по-стариковски шаркаю, Осторожничаю от весны к весне.
Только чую – прыть не обмануть. Только чую, что не одурачить мне Свою душу, не сварить на медленном Для бульонов и для постных каш огне.
Я мгновенно обдираю датчики, Чтобы пульс не стал добычей тех, кто рад Уложить меня в кровать дубовую И на веки мне насыпать виноград.
Что за шалость – ползать, если суждено В такой шаг шагать, чтобы платья рвали швы? Что за роскошь свою силу смачно красть, И топить ее в снегах, где все мертвы?
Кто придумал после каяться стихом - Отбивную жарить из души. Кто мне жить спокойно не дает? Кто плюет мне в ухо: ты пиши, пиши!