Бывший подъесаул уходил воевать, На проклятье отца и молчание брата Он ответил: \"Так надо, но вам не понять...\" Тихо обнял жену и добавил: \"Так надо!\"
Он вскочил на коня, проскакал полверсты Но, как вкопанный, встал у речного затона - И река приняла ордена и кресты, И накрыла волна золотые погоны. И река приняла ордена и кресты, И накрыла волна золотые погоны.
Ветер сильно подул, вздыбил водную гладь; Зашумела листва, встрепенулась природа. И услышал казак: \"Ты идешь воевать За народную власть со своим же народом!\" И услышал казак: \"Ты идешь воевать За народную власть со своим же народом!\"
Он встряхнул головой и молитву прочел, И коню до костей шпоры врезал с досады! Конь шарахнулся так, как от ладана черт - От затона, где в ил оседали награды.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить - С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить - С нашим атаманом не приходится тужить!
И носило его по родной стороне, Где леса и поля превратились в плацдармы! Бывший подъесаул преуспел в той войне, И закончил ее на посту командарма!
Но природа мудра, и Всевышнего глаз - Видит каждый наш шаг на тернистой дороге... Наступает момент, когда каждый из нас У последней черты вспоминает о Боге...
Вспомнил и командарм о проклятье Отца, И как божий наказ у реки не послушал, Когда щелкнул затвор и девять граммов свинца Отпустили на суд его грешную душу...
А затон, все хранит в глубине ордена; И вросли в берега золотые погоны! На года, на века; на все времена - Непорушенной памятью Тихого Дона.
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить - С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить - С нашим атаманом не приходится тужить!