От одних я слышал, что ему не петь, От других, что ему не жить. Так и нежность его пошла по рукам, Откровенность сошла на нет. Ему бы укрыться от этих глаз. Но он всегда говорил им «привет!». Веры в справедливость в нем не осталось, Но осталось то, о чем он писал стихи.
Он курил одну за одной, ругался, Пил водку с самим собой. Хотелось любить и хотелось плакать, А он пил водку с самим собой. И как ни в чем не бывало концы с концами сводились Сами собой. Он понимал, что это отсрочка И всегда возвращался домой.
Теперь, когда его нет в живых, Они не могут его забыть. Хлеба и зрелищ довольно пока Хватает кого судить. Его хоронили под тенью звёзд, Сминая ногами снег. И в этот момент, кто-то слышал песню И видел свет из-под век.
А кто-то смеялся, что он упился, Другие, что принял яд. На маленьком фото жалел их всех Его просветленный взгляд. И тут началась перебранка, покуда Кто-то не крикнул «Зачем?! Что, Господи, он вам сделал плохого, Он просто писал и пел…»
И вот гитара его висит на стене В том доме, где он был любим. Потерянное время, чужая свобода, Но это прибудет с ним. А то, что осталось, можно услышать. Его Подарок таинственно прост: Несколько строк до краёв души В сияющей дымке звёзд.