Налетела саранча, некуда деться: Серебряная пуля, женское сердце. Маков цвет калиброван на полях некролога О сверхъестественном единстве царя и Бога. Серебряную пулю ничем не сшибёшь на лету. В моменты истины любые слова подобны кляпу во рту. Причина не в деньгах риэлторско-клубной условно-уголовной Москвы. Не верьте песням с больной головы. На лобном месте – топором, в кулуарах – подушкой, За всё и ни за что, между запретной полосой и наружкой, Девяносто девять и девять десятых ждут духовный денатурат. Воистину, каждый пред всеми за всех виноват. У того, кто влюблён – поводырь внутри: Алые паруса, красные фонари. Хочешь, показывай, хочешь, смотри. Берёшь чужие, отдаёшь свои. Поменяли на порочный – смирительный круг. Вечную жизнь на гибель от собственных рук. Искушенье не грех. Грех – послушанье греху. Царская совесть осталась на самом верху. Ближе только вакуум от удара поддых. Снайперы по вызову с приветом своим от своих. Ноу-хау внештатных сексотов, серпентарии выжидающих див. На главных делах – игорно-героиновый гриф. Крути, не крути пластинки жизни – не вернётся обратно. Почти всегда сначала больно, потом легко и приятно. Белую кость и трудников духа строит с разворота в упор Стрелочник-барабанщик верховных фартовых афёр. Приставы-прихвостни гонят умозрительный яд. В большой семье живи и помни: медлят с теми, на которых сидят. Радуюсь чужой радости на духовной передовой. Толерантно: Харви Кейтель, Тим Рот, тоталитарный конвой. У того, кто влюблён – поводырь внутри: Алые паруса, красные фонари. Хочешь, причаливай, хочешь, вали. Берёшь чужие, отдаёшь свои.