Вначале, я стоял на причале в печали, И хотел, чтоб паром побыстрее отчалил. А потом умолял его не спешить, И попробовать белыми нитками сшить
Нас с ней опять воедино. Кричал, как несвой ей: Иди на Встречу ко мне, прошу! Я читал в одной из брошур,
Что мы с тобой будем вместе. Вместе из чувства мести К окружающей нас среде. И что это ещё не предел,
Ведь пока не уплыл он – нас двое! Ещё чувствую это родство я, От которого бьёт нас током! Я люблю тебя, Маша, настолько,
Что помню ещё твои губы, Без которых уже не смогу быть Преждним самим собою. Забрала б ты меня с собою,
Поставила бы условия, Заткнулся б на полуслове я, И врятли б уже считал Что крут потому, что об этом читал
На своей социальной странице… Мне давно нужно было уже отстраниться От того, что мешает мне, Быть умнее подводных камней, чтобы плыть к ней…
За собой я не видел той Маши, Что мне обеими ручками машет. А теперь вспоминаю с восторгом Всё, что прежде казалось торгом
В котором я не уступил. Ступил, И теперь жалею. Жалею, и тяжелею
Не прибавляя в весе. Я не до конца тогда взвесил Цену принятого ею решения. И из всех моих корешей не я
Себе лучший корешь – А Она! И тут не поспоришь. Да и как это можно в споре Диалогу найти подспорий?!
Я мало чего сделал ради неё. До меня она словно цвела, а со мною почти гниёт Я думал, она не даст мне того, что уже даёт. С ней было намного лучше, нежели до неё.
Дай мне йод, я залью до краёв эту рану. Вот и конец тирану Кухонного масштаба! Эта съёмная двушка была нашим штабом,
В котором мы строили планы. Мне нужно было быть более плавным, Стать для неё самым главным человеком на этом свете, Солнцем, что не сжигает, а благодатно светит…
Так зачем я крутил этот вертел Тратя себя на ветер? И ведь только Она ответит Так, как никто б не ответил…
Вначале… я командовал ей как начальник… От чего стало всё вдруг ещё печальней. Так как сам теперь в тупике И иду в пике
Вместо того чтоб парить. Значит нужно в себе порыть, И извлечь наружу всё что обнаружу. Я ничего уже не нарушу
В этом самотёке. Я стёрся на той самой тёрке, На которой её чуть не стёр. Её слёзы тушили костёр
В котором мы оба пылали. Я не понимаю кем стал, а она не помнит, была ли Всё это время сама собою… Потому, что я всё всегда знал сразу за нас обоих…
И какого цвета будут обои в зале; А тут тебе, Маша, не то сказали; А этих вообще не слушай – Есть только я – один, самый луший!
Случайно заблудщий в тот клуб И зажавший в его углу Тебя на долгие шесть лет, а Не счастье ли это?
Я был с ней, но не рядом. Пролетая над нею огромным снарядом С большой разрушительной силой, Я просил, что б она ничего не просила,
И, если сможет, то всё простила, и продолжала прощать. Сначала я не уделял внимания, а потом перестал его обращать. Малыш, не мешай – я ж пишу! Маш, не сейчас, прошу – я спешу!
А вечером я устал. Вот и пойми теперь кем ты стал А кем пытался стать для неё. Ты ж только себя и видел в глубине глаз её…
Сначала: я сказал, а она промолчала, Улыбнулась, и всё помчалось, Увлекая за собою Нас обоих
В череду грандиозных событий – Мне никогда уже не забыть их. И всё, что уже нами пройдено Я зову духовной родиной!
Мы и расстались, Чтобы понять кем стали. Я один. Она одна. А дна
У одиночества нет – От чего тяжелее вдвойне, Когда стольких зверей своих выпустил, Скольких уже и не выпасти.
А на вытаптонном поле боли – Тем более. Ломился в открытые двери я Своего дома доверия…
И если первая моя часть Уже не зает с чего б начать Выбираться из этой лужи, То вторая суёт её глубже.
И гложет, что столько не сделано, Для того, чтобы как хотела она, Не прерывалась связь. А я