В тишине и ветре Ночь кружится в вальсе, В отпеванье лунном Смех осточертенья. И в последнем танце Я вливаюсь в землю, В лунном диком глянце Чувствуя измену. Я видел сны о том, что есть, В них зло и честь сливались в месть. В месть… Там, где храм стоял, пепел и зола, Ты меня звала, но я не вернусь, – В лунном диком глянце Я вливаюсь в землю, На три света горесть. Да! Я не вернусь. Я видел сны о том, что есть, И смех сквозь бред, и тьму сквозь свет Я видел здесь. Здесь… Здесь слышишь, ветер бродит, За окном блуждает страх. Блуждает страх. Страх – великий гений, Превращает мысли в прах. Мысли в прах. Слышишь ли шорох? Шорох. Мираж. Слышишь? Слышишь? Ты слышишь! Тех, кто по пятам за мною гнал, Не стало. Мне не страшно, мне не страшно, Только чуть больно. Только чуть больно, Ну и пусть. Ну и пусть. Пусть моей кровью омывали все грехи Моей кровью, но мы не равны! Пр-в: Ведь я искал дорогу через боль и муки, Через страх и пустоту. Знай, грех твой – моя сила, И душа просилась из окна, – Твоя шизофрения! Шизофрения! Ты хотел быть Богом, но заклинаю словом – Ты лишь раб! Ты лишь раб! Раб низменных страстей И низменных затей твоих Ты раб! Ты лишь раб! Я как призрак у тебя в мозгу И верь, я не прощу! Не прощу! Там, где иконы в битве сошлись, Я искал, я разил Тех, кто моей кровью омывали все грехи, Моей кровью, но мы не равны! Ведь я искал дорогу через боль и муки, Через страх и пустоту. Знай, грех твой – моя сила, И душа просилась из окна, – Твоя шизофрения! Шизофрения! Знай! Грех твой ее сила!