Он в мире первом смотрел телевизор, читал Кастанеду, сушил носки, И пес одиночества рвал его горло тупыми клыками хмельной тоски. А в мире втором мотыльки и звезды хрустели, как сахар под сапогом, И смысла не было, не было - ни в том, ни в другом. А в мире третьем он стиснул зубы, подался в сталкеры мертвых зон, Сдирал дымящийся полушубок, пройдя сквозь огненный горизонт, Ввалившись в прокуренное зимовье, рычал из спутанной бороды, Что смысла не было, бля, не было, туды-растуды.
И только Солнце снова будило его, дыша в висок, Шептало: "Вставай, ведь такова твоя функция Во всех попутных мирах, где горит мое колесо, До поры, пока не вытек бензин!"
Потом подчинялся иным законам, узнавши, как, и узнавши, где, Становился легким и незнакомым, трехпалым листиком на воде, Слетал, планируя на поверхность, и было пофиг, куда снесет, И смысла не было, не было, не было - и все. А небо скрипело, кричало: "Где ты?! Идешь ко дну ли, бредешь ли вброд?" Неадекватный клинок победы был злым и кислым, как электрод, Когда, посвящая Атланта в лорды, ложился на каменное плечо, А смысла не было, не было, не было ни в чем.
И только Солнце снова будило его, дыша в висок, Шептало: "Вставай, ведь такова твоя функция Во всех попутных мирах, где горит мое колесо, До поры, пока не вытек бензин!"
Эй вы, подземные виноделы, залейте в череп бокал вина, Эпоха кончилась, просвистела - кому хана, кому мать родна, Края пергаментной Ойкумены свернулись в трубочку на огне, А смысла не было, не было ни в ней, ни извне. Гадал он: "Да что ж это в самом деле? Неужто и вправду порвалась нить? Неужто мои батарейки сели, неужто нечем их заменить? Неужто осталось стоять у дороги и удивляться, как идиот, Что смысла не было, не было, а поезд идет."
И только Солнце снова будило его, дыша в висок, Шептало: "Вставай, ведь такова твоя функция Во всех попутных мирах, где горит мое колесо, До поры, пока не вытек бензин!"