Обман вполне оплачен и оправдан, И очень трудно было не соврать, А нам теперь, где вымысел, где правда, Где бред, где явь вовек не разобрать. Сквозь ковш Большой Медведицы прозрачный, Сквозь ветки яблонь в белых лепестках Не разглядеть и надо однозначно Читать, что пишет автор на листках.
А он напишет про все на свете, Про совпаденья из наших снов, И мы поверим совсем, как дети, Как в наважденье, в порядок слов. Запахнет морем и эвкалиптом, Густым настоем индейских трав, Ах, как же сладко читать запоем, Покой за это и сон отдав.
Итак, она, жена давно чужая,
Плывет с другим к далеким берегам, И Новый Свет, корабль принимая, Не знает, кто прибудет по следам. Угрюмым утром больной и слабый, И что случится, не угадать, Ему б лечиться и вечной славы У всех шотландцев не отнимать. А он в коросте и в лихорадке, Превозмогая сезон дождей, Все что-то пишет в своей тетрадке Про честь и храбрость цветных вождей.
И вот покуда дождь на крышу сыпал Из ожиданья, как из сундука, Вдруг буквой «I» костыль у Флинта выпал, А в месте с ним и книга на века. А по-другому и не бывает, Из настоящей своей беды Выходят сказки, в которых тает Чужое горе, как будто льды.
А он напишет про все на свете, Про совпаденья из наших снов, И мы поверим совсем, как дети, Как в наважденье, в порядок слов. Запахнет морем и эвкалиптом, Густым настоем индейских трав, Ах, как же сладко читать запоем, Покой за это и сон отдав.
И не мешайте ему скитаться, И заблуждаться на всякий счет, Когда допишет, то может статься, Что так и в жизни произойдет.
Распустит ночь серебряную пряжу И нитями на волны упадет, Она придет по утреннему пляжу, Оставив дом, сама к нему придет.
А он напишет про все на свете, Про совпаденья из наших снов, И мы поверим совсем, как дети, Как в наважденье, в порядок слов. Запахнет морем и эвкалиптом, Густым настоем индейских трав, Ах, как же сладко читать запоем, Покой за это и сон отдав.
А что греховно, и что духовно, Запишет кто-то, не нам судить. В реестре судеб, но в девять ровно, Он их в то утро соединит.