Я не приготовил побег, но и оставаться здесь тошно. Где давит неизвестное будущее и кровоточит прошлое. Невыносимая пошлость бытия зудит каждой точкой. Каждый атом вибрирует нескончаемым одиночеством. В рамках пространства и вечности, в томительном заключении. По дороге из битого стекла ползти на коленях. И некуда спрятаться, не на заре, ни на ночной темноте. Вдохнув пустоту полной грудью, в вечном небытие. Но а скоро конец, это Постскриптум, это ненамного ужаснее. Чем сплевывать в ванной кровь из десны с зубной пастой. Над спусковым отверстием раковины, что блестит зраком бездны, Вытягивая жизнь по капле, пузырясь розовой смесью. И если слёзы выступят на глазах, значит пора бы сливаться, но бесконечен срок пребывания в тюрьме ментальных абстракций. Я пытаюсь поспать, чтобы уйти от яркого света. Но безысходность, это когда идти уже в принципе некуда. Ведь все равно реальность ворвется капающим краном, Или разбегающимися от света тусклой лампочки тараканами. От неё не забыться снов, не впасть в латентную кому. Здесь есть установленные законы и нормы твоего поведения. Лизергиновые наваждения не обратят хода времени, Колёса трамалла не остановят мгновения, не снимут оковы материи. Здесь каждый идет к черте в состоянии перманентного тления. В котором полыхает вселенная незримым пожаром. И как ты завоешь, свой последний рассвет встретив жаворонком. Но пусть солнце угаснет в остекленевших зрачках, Оставаясь в плену существования И сгорая в печах, универсума Освенцима, где каждый угол давит молчанием. И твое отчаяние - тоже состояние разума. И не уйти в отказ и от казни содрогаясь рвотными спазмами. Видишь этих манекенов и петли к их шеям привязаны?