Капля с твоего носа падает в раковину со звуком начинающегося одиночества. И нечего трясти чеченской аккредитацией, мы умрем здесь в Москве и думать об этом не хочется. Ты сдохнешь от водки и опиатов; я – просто не проснусь однажды в метро. Война - она там, под второй сверху пуговицей и не раз еще потревожит наше с тобой нутро.
Хотя я давно потерял заточку, которую носил в кармане по вечерам, А твоего очкастого взгляда подавно хватит, чтобы пройти через строй отморозков без травм. Лист ежедневника из сентября середины говорит, что в тот день два щуплых мужчины Были хмуры: ты – от травы и пива, или еще какой дьявольщИны, А я - от того, что пытался прочесть записки Москвы, шрамами на моих ладонях, и опять ни хрена не понял.
Только не говори о деньгах и наркотиках, это скучно, как крашеные блондинки. Мы знаем что воинов хоронят в цветах, а солдат – в цинках. Я опускаю глаза, если вижу группу крови синим повыше кисти. На нас нет таких знаков, и с наших совестей это не вывести.
Наши пальцы в чернилах и вяжут узлы из метро паутины цветной. Я иду как вернувшийся с фронта, донельзя гражданский, но все же не в ритме тверской. И мне не плевать что за самба вбивает в асфальт твои ноги Нас выбрало время, чтобы жить в нем, и щадит нас пока, как немногих Да и мы с ним, вообще-то, не строги.