Symphony no. 2 for soprano and chamber orchestra, Op. 7 (1970-1971) texts by Georg Trakl and Sylvia Plath
Elaine Barry (soprano) London Sinfonietta conducted by Oliver Knussen London, St. John's Smith Square, summer 1983
***
1
Weißer Schlaf!
Aufflattern weiße Vögel am Nachtsaum.
Ihr mondverschlungnen Schatten!
Stone, stone, ferry me down there.
Die Nacht tanzt über knöchernen Steg.
Белый сон!
С окраин ночи взлетают белые птицы.
О, неразлучные с луной тени!
Камень, камень, спусти меня туда.
Ночь танцует на костлявом мостике.
2
Im Hof scheint weiß der herbstliche Mond. Vom Dachrand fallen phantastische Schatten. Ein Schweigen in leeren Fenstern wohnt; Da tauchen leise herauf die Ratten
Und huschen pfeifend hier und dort Und ein gräulicher Dunsthauch wittert Ihnen nach aus dem Abort, Den geisterhaft der Mondschein durchzittert
Und sie keifen vor Gier wie toll Und erfüllen Haus und Scheunen, Die von Korn und Früchten voll. Eisige Winde im Dunkel greinen.
Во двор глядит осенняя луна. С крыш — фантастических теней провисы. В пустынных окнах дремлет тишина; и тихо выползают крысы,
свистя, шныряют по углам, и с ними тянется, похоже, невыносимый смрад помойных ям, и лунный свет заходится от дрожи.
О, свара из-за каждого куска; в амбар и дом чутьё их гонит, где про запас и фрукты и мука. Во мраке зимний ветер стонет.
3
The woman is perfected Her dead
Body wears the smile of accomplishment, The illusion of a Greek necessity
Flows in the scrolls of her toga, Her bare
Feet seem to be saying: We have come so far, it is over.
Each dead child coiled, a white serpent, One at each little
Pitcher of milk, now empty She has folded
Them back into her body as petals Of a rose close when the garden
Stiffens and odors bleed From the sweet, deep throats of the night flower.
The moon has nothing to be sad about, Staring from her hood of bone.
She is used to this sort of thing. Her blacks crackle and drag.
Женщина безупречна. Её мёртвое
Тело несёт улыбку достижения, Иллюзия греческой необходимости
Плывёт в складках её тоги, Её голые
Ноги вроде бы говорят, Что мы зашли далеко, всё заканчивается…
Каждый мёртвый ребёнок обвитый, белой змеёй, Каждая возле своей
Крынки с молоком, уже пустой. Она уже завернула
Их обратно в себя, как лепестки Розы закрываются, когда сад
Коченеет и запахи кровоточат Из сладких, глубоких горл ночного цветка.
Луне нечего горевать, Уставившись из-под своего капюшона кости.
Она к такому привыкла. Её черноты трещат и тащатся.
4
Wo du gehst wird Herbst und Abend, Blaues Wild, das unter Bäumen tönt, Einsamer Weiher am Abend.
Leise der Flug der Vögel tönt, Die Schwermut über deinen Augenbogen. Dein schmales Lächeln tönt.