Ты будешь алкоголиком, а я буду святой, И в крестиках, и коликах, и в песне, да не той, Ты будешь наркоманом, а я буду гитаной, До полусмерти пьяной незванной красотой.
Я буду одеваться в сияющие дни, Спасать цивилизации над пропастью в тени, Ты будешь на аркане тянуть струну колками — Мой блюз не выйдет сбацать, как ни приструни.
Ведь под любым конвоем останусь я живой, В душе моей душица, в макушке зверобой, И в теле на прицеле всё мелют карусели, Я конфетти в хлопушке, зачем мне постовой? И в теле на прицеле всё мелют карусели, Я конфетти в хлопушке, зачем мне постовой?
Я буду улыбаться, идя на эшафот, Ведь я такая цаца, что плачет Ланцелот, А ты будешь с силками травить меня волками, Но небо с синяками всегда меня поймёт. А ты будешь с силками травить меня волками, Но небо с синяками всегда меня поймёт.
Всё быть должно иначе, любить — не значит есть, Палач получит сдачи за кройку и отрез, Не надо в мясорубку засовывать голубку — Она на зубках плачет, в желудке клуб без мест. Не надо в мясорубку засовывать голубку — Она на зубках плачет, в желудке клуб без мест.
Ты сам себя запарил, ты сам себя достал, Ловя меня в Самаре, таща на пьедестал, Ты сам себе оратор, мудрец и терминатор, Но мне ты не куратор, и я не твой вассал. Ты сам себе оратор, мудрец и терминатор, Но мне ты не куратор, и я не твой вассал.
Люби меня без смысла, корысти и ума, Так близко эти выси, что я боюсь сама, А песенка на воле — не та, что на приколе, Свободу бандеролью не принесут в дома, А песенка на воле — не та, что на приколе, И Олю бандеролью не принесут в дома!