Я не очень верю актерам: У них слишком уж много лиц, А у меня есть ручная птица, Она очень хрипло поет. Что с того, что она мне снится, Но зато никогда не врет!
У меня есть койот и ворон, У тебя - атональный джаз. Я стихов рассыпаю споры, И взойдут ли они? Бог даст! И над плотью умерщвленной, Подлетает душа, как флаг. Этот мир был такой зеленый, До тех пор пока не ослаб!
Было в городе мирных танцев, Слишком мало солнечных дней, Я хотела бы в нем остаться, Но уйти оказалось верней. Чтобы боль вытекала горлом, Лишь сверкнет Петропавловский шпиль, И в жаровне тоски упорной Оклемался высокий штиль.
Я сейчас демиург, мессия, Я алхимик, шаман, поэт По законам драматургии Скоро должен начаться сюжет Я пишу эту злую сказку, Не надеясь на хеппи-энд Своевольные роли и маски Но вступил в увертюру бэнд.
Я не очень верю актерам: Если это имеет смысл, То на тонкой струне минора Повисает как альпинист, То все время у края сцены, Разделяющего тьму и свет, То смертельную платит цену Созидая то, чего нет...
Его звали, скажем, Антоном. Он, конечно, был маг и актер. По средневековым законам Ему мог бы светить костер. Он умел вызывать затмения, Смех и ветер, слезы и дождь... Хоть он делал это на сцене, Инквизицию не проведешь.
Каждый день: выходной, понедельник, Он играл сердцами людей. Он во всех амплуа был гений: Комик, трагик, простак, злодей. Тот игрок, что печатью мечен, Инженю, резонер, слуга. Но актеры – не Богова свечка И не чёртова кочерга.
Его паства – толпа у кассы, Его храм – галерка-вертеп. Он за клоуна и гимнаста, Его жесты – вино и хлеб. В балагане толпа людская – Так изволь получить паек Тем, что в рай, таких не пускают, Даже с краю – только в раек...
Ты встаешь на свои колена, И глядишь, не совсем дыша, Как шевелятся доски сцены, Потому что в них есть душа. То король, то бродяга, то есть, Каждый раз все новая роль, Лицедействуешь – так на совесть, Открывать свое сердце изволь.
Что получишь в ответ по праву – То любовь, то лишь медный грош, То овации, крики "браво!", То из ложи швыряют нож. И любовь чрезмерна, и плети. Зацепило – не гнись, держись. Ты уже променял все на свете На дурманящий запах кулис...
Вот тогда и беда поверит, Что, как ангел, ты не уязвим. Ну, а может, как Том и Джерри, Или просто, как клоун и мим. За свой дар игры невозбранной Ты и быть, и не быть готов… Бог хранит дураков и пьяных, А еще бережет шутов.
Эта ласка и эта таска, Маска тьмы, пустоты костюм Тонкой пленкой цветной раскраски Слепит глазки, морочит ум, Слепит глаз и морочит ум...
И когда с пропоротым сердцем Наш герой приходит домой, Там пьянчуги лезут погреться, Проститутки кричат: "ты мой!" На его истекающий голос Собираются упыри. Он идет, излучая веселость, Что с того, что дыра внутри?
Что с того, что внутри колодец, Коридор извилистых строф? Он внутри.. снаружи, то есть, Он раздвоен между миров. Он идет, запинаясь о звезды, И под кожей не кровь – вода. Я не очень верю тверезым, Но и пьяным совсем не всегда...
Ночь прошла, и он снова новый: Искрометен, жив и игрив. Снова зритель глядит, зачарован, Как он пьесы плетет мотив. Среди тех, кто забыл о вздохе – Я, та девочка в первом ряду! Я не в городе, не в эпохе, Вслед за ним без оглядки иду.
Я ребенок в смешном балагане Сказки под названием жизнь, Я дрожу перед злыми врагами И в восторге от криков бис. Белый грим Пьеро с Арлекино, И сердечко в груди тук-тук, И я уже почти Коломбина, Я забыла, что это глюк!
Покатаемся в аттракционе, Притяжение этих мук.. На машинке или в вагоне, Меж столицами и вокруг. Там веселые шутки, пляски, И в финале оркестр трам-парам! Я не очень