Ты живешь в уездном городе N, В старомодном доме возле реки, Где весной так славно цветет сирень, А зимой сугробы так глубоки. Равнодушен к шуму душных столиц, К перелетной славе, пустой молве, Ведь в саду твоем сладкозвучных птиц Больше, чем и в Питере и в Москве.
И в дому твоем покой да уют, И в печи под вечер ворчит сосна, И такие книги в шкафах живут, Что легко ночами сидеть без сна. Я так ясно вижу, как ты, устав, Ввечеру садишься один к огню И душистым чаем из диких трав Запиваешь Сартра или Камю.
И тебе, конечно же, дела нет До того, что где-то на берегах Тех пустынных вод, что воспел поэт, Чей бессмертный том ты держал в руках С полчаса назад – но затем, прельщен Иноземным слогом, решил: потом! И какой-то странной тоской смущен, Восвояси грузный отправил том, -
Ну, так вот, на этих то берегах Я, который год, от руки к руке, От судьбы к судьбе нахожусь в бегах, И душа моя в затяжном прыжке Не найдет спасительного кольца, Чтобы дернуть – и клубок размотать, С безоглядной дерзостью беглеца, Перебив конвой, с рудника бежать…
Я билет взяла бы в один конец, И с собой не стала бы брать ничего, Но одно смущает меня, мин херц: Я не то, что адреса твоего, Даже имени – и того не знаю А помню только лишь дом да сад, Где встречались мы на закате сна, Сотни лет вперед, сотни лет назад.
А еще – как пахло в ночи бедой, Как слюдой мерцала вдали река, Как потом поил ты меня водой Приворотной из местного родника. Но навряд ли мне подадут билет На такую бедность координат! Вот и маюсь я от судьбы к судьбе, От руки к руке, мой далекий брат…
Ты в своем любезном, уездном N Хоть на миг задумайся: как я там? Ведь поил водой, не спускал с колен, Говорил: проснуться вовек не дам… Но уж коль проснулась – так дай мне знать, Хоть случайно встреться, хоть напиши, Над пустыней волн раздвигая мрак, Разыщи, пожалуйста, разыщи.