Лето бормочешь как алфавит, эл е тэ о - по букве. Лето рвет губы, гладит язык, пальцы сплетает в утре, Сутрами бесится на ветру и застывает в гландах. Осенью холодно. Птицы рух уволокли Синбада.
Осенью холодно, а постель пахнет пролитым кофе. Утром все ветреней, холодней, и надеваешь кофту, Шарфом мотаешь дрожанье щек, девочка ли, капуста... Где ты, синбад? Ты живой еще? Здесь без тебя так пусто.
Этой зимой холодны моря, коркою льда одеты. Девочкин шарф - полосатый стяг - рвется на части ветром. Нет от синбада дурных вестей и недурных не слышно. Холод вгрызается до костей, девочка еле дышит. Там, за спиною ее, тепло, а перед нею вьюжит. А она шепчет: найду его. Черт побери, найду же.
Мимо нее пролетает снег, толсто бегут медведи. Девочка верит вон той звезде, тонущей в Андромеде. Волосы инеем занесло, только ему не стаять. Вместо волос ее - серебро, то, что зовется старость. Руки в царапинах и узлах, голос устал и выцвел. Только не гаснет в ее глазах рыже-коричный выстрел.
Вот по нему и узнает он, тоже слегка сутулый, Только услышит кричащий звон от выпущенной пули. Пуля пройдет через птицу рух, высекут перья искры. Девочка комкает кости рук. Вот он, синбад. Так близко.
И все такие ж его глаза - цвета теней подгорных. И снова лето, а в нем гроза, капли на теплом горле, Губы его на ее руке, рябь предрассветных полос...