Я сомневался, признаю, что это сбудется с ним, Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым, Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах. Короче, утро было ясным, не хотелось вставать, Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять, И я спросонья понял только одно - меня не мучает страх.
Когда я выскочил из ванной с полотенцем в руках, Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях, И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять. Я вдруг поймал его глаза - в них искры бились ключом, И я стал больше, чем я был и чем я буду еще, Я успокоился и сел,мне стало ясно - он убил свою мать!..
И я смотрел ему в глаза - в них искры бились ключом, И я был больше, чем я был и чем я буду еще, И я сказал себе опять: "Невероятно! Он убил свою мать!.."
И время встало навсегда, поскольку время стоит, А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит, Короче, надо до отъезда заскочить к нему, работу забрать. И он заваривал чай, он резал плавленый сыр, А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир, Я рассмеялся и сказал: "Ну как ты мог, она ведь все-таки мать!"
И он терзал на подоконнике, плавленый сыр, А я уже почти припомнил, кто творил этот мир, И я сказал ему: "Убивец, как ты мог? Она же все-таки мать!"
И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним, И он сказал: "Но ты ведь тоже стал собою самим!" А я сказал: "Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять. И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный бред! Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет. Твоя ответственность отныне безмерна - ты убил свою мать!
Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред! Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет. Твоя ответственность безмерна - ты свободен, Ты убил свою мать!"
На дальней стройке заворочался проснувшийся кран. Стакан в руке моей являл собою только стакан, И в первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела Благодать. И мы обнялись и пошли бродить под небом седым, И это Небо было нами, и мы были одним. Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.