Мы ночами уходим в наши тёмные страны, Белым пеплом посыпав раскаленные раны. И за все наши грёзы нас Небо накажет. Но никто не услышит, и никто не прикажет
И никто нам не нужен, никого мы не любим. Мы не будем такими, как все прочие люди. По дешёвке продали мы теням наши души. Кто-то тихо вливает яд молитвы нам в уши.
Белый пепел полоской – наша вечная плаха. Там, куда мы уходим, нет ни боли, ни страха. Наше время сквозь пальцы водой утекает. Там, куда мы уходим, нас никто не поймает.
Там лишь тот выживает, кто подвержен сомненью, Тот, кто мог притворяться своей собственной тенью. Не терпеть состраданья, не испытывать жалость – Это всё, что мы можем, что нам делать осталось.
Она бритвой обрезала волосы И покрасила их в черный цвет. На запястьях – кровавые полосы, И дороги назад уже нет.
Вечный траур, тоска и распятия. Нет улыбок на черных губах. Эти дети играют в проклятия И желают остаться во снах.
Ночь у них за богиню считается, А за бога – кровавый закат. Их так много по миру скитается – Этих мрачных и бледных ребят.
Вечный траур, тоска и распятия. Нет улыбок на черных губах. Эти дети играют в проклятия И желают остаться во снах.
Она дверь заперла в свой мир намертво. Может, демон за нею придет. И обняв, он прошепчет ей на ухо: «Спи спокойно, мой маленький гот».
Вечный траур, тоска и распятия. Нет улыбок на черных губах. Эти дети играют в проклятия И желают остаться во снах.