Я не могу спокойно откручивать Крышку бутылки Pepsi, которая со смайликом. Она мне улыбается, а я ей сворачиваю шею. (с)
Эта осень под тихими глазами похожа на слово очень, На голос за двадцать пятым кадром. Пора на пары, убегаешь. Все хотят написать тебе что-нибудь в нёбо, но слова давно Устали уже, достали, остекленели и стекли, истекли чем-то бьющимся. Только улыбаемся правой скобкой, больше ничего личного и лишнего. И кто-то отрывает чувства, как пластырь. Зажило и ладно. Ничего, что Прохладно в запястье и телефон не ловит. Стираешь с лица какой-то Чужой дождь, а все смотрят так, будто ни у одного ребенка не было ДЦП со смеющимися кровью коленками. И каждый сентябрь это чувство. Разговор, в котором напрягаются связки. И отношения. По-прежнему Сухие губы на фотографиях. Стоны в разные стороны. Провода больше Не провожают домой, сколько можно бояться, мм? Новая нежность, не знаю, Какая по счету. Торопила и пила, подбирала слова, чтобы рассказать ему О выжженных пробках глаз и нуклеиновых кислотах. Не могла решить, что важнее. Трамваи бежали за ней, просили не то прощения, не то прощания. А кто-то Не успевал выучить английский за пять минут перемены, это, конечно, больнее, Чем быстрая судорога дней. Худая талия и закоченевшие звезды. Вот и вся романтика Болевого шока. Каждую истерику я посвящаю тебе, дорогой. Замученное небо Покалечилось, пока лечилось. Осень под тихими глазами ни о чем не рассказывает. Ты за чаем, а я не знаю, зачем я.