По лугу брел босой монах В просторном колпаке, С потертой книгою в руках И четками в руке.
Сопровождал молитвой путь, В посту — ни крошки в рот! Нет, он не сетовал ничуть, Ведь знал, куда идет.
Шептал: «В поту грехи омой! Дай, Отче, сил, веди!». Уэльс остался за спиной - Голгофа впереди.
Висел на шее кельтский крест, За поясом — клинок. «Нет христиан – то видит Бог! – На много миль окрест!
И лишь неверные вокруг, Что хищны, как зверьё. Ты, Отче, дал мне пару рук, Чтоб ими брать копьё.
Пускай трепещет Саладдин, В себе всех бесов зля. Клянусь, твой гроб освободим Во славу короля!».
Немало дней прошло, и вот На месте — тут же в бой, И сам не верил, что дойдет, Но, видимо, судьбой
Предрешено ему не пасть В пути, а пасть в бою. И смерть-старуха злая пасть Оскалила свою.
Дым заклубился, словно пар, Мечами гнев хлестал: Одни кричат «Аллах Ак бар!», Другие - «За Христа!».
Кто был добряк, а кто — злодей? Все схожие на вид. И мёртвых видел он детей, И жен, что все в крови.
- Ужели гроб сих стоит жертв?! Нет, Папа лгать не мог! Война добра со злом — двух вер; Смелее, мой клинок! –
И тамплиер, и сарацин За смертью по следам. Одни бежали — подлецы, Другие пали там.
И был монах стрелой сражён. - Наверно, в рай теперь! Но ангел, взяв детей у жен, Закрыл на небо дверь.
Их души, легкие, как пух, В ладони ветер брал. Монах ревел: «О, Святый Дух, Ведь я хотел добра!».
И сарацин не мог взлететь: Их души, как свинец. А сатана, взяв в когти плеть, Сказал: «Ну, всё, конец!». Валялись плечи без голов И головы без плеч, И текст возник средь облаков: «Кто на кого поднимет меч, Погибнуть будь готов!».
И книга на странице той Открылась ветром, но Уже не мог монах босой Прочесть, поняв проступок свой - Душе в аду темно.