Испанская романтическая баллада об отважном Диего Вальдесе
Когда над Кадисом восходит луна, серебряная монета, Когда не останется в бочках вина, хоть долго еще до рассвета, Тогда, усмехаясь проклятьям небес, с зюйд-вестом, товарищем верным, Бродяга-мертвец, дон Диего Вальдес, уверенно входит в таверну. Он молча садится за стол у окна и смотрит на море устало, Он думает: «Так же всходила луна, когда мы летели на скалы, И нам не помог бы ни ангел, ни бес, когда бы не рев капитана: «Ты станешь к штурвалу, собака Вальдес!», и я вдруг поверил, что стану. Я мчался на зов неоткрытых земель, бывал в кругосветных походах, Я пил за удачу, но крепче, чем хмель, пьянил меня ветер свободы. Мы волю любили сильней, чем невест, оставшихся где-то на суше. Не черту, не будь я Диего Вальдес, а морю мы продали души! (…Своими считались мы в южных морях и в северных часто гостили, Мы штопали трижды простреленный флаг, пробитое днище смолили…) Да, мы не давали прохода судам английских торговых флотилий, И, видно, был ветер недобрым, когда мы бриг-китобой захватили. Я дрался, до боли сжимая эфес, но мне изменила удача, И замер навеки Диего Вальдес, гарпуном приколотый к мачте.
И в тучах лицо свое прячет луна, и стонут осколки бокала, Он думает: «Как же упрямо она меня средь живущих искала! На дно опустившись, я вспомнил о ней, да выбраться не было силы. Как долго она тосковала по мне, она и теперь не забыла.
Счастливец Иисус из умерших воскрес, а мне и не светит такое, И я, тот, кто звался Диего Вальдес, вовек не узнаю покоя!» А небо светлеет, и тает луна; в неверном сиянье рассвета Блеснет, как слеза, на столе у окна серебряная монета.