В преданьях северных племен, живущих в сумерках берложных, Где на поселок пять имен, и то все больше односложных, Где краток день, как «Отче наш», где хрусток наст и воздух жесток, Есть непременный персонаж — обычно девочка-подросток. На фоне сверстниц и подруг она загадочна, как полюс, Гордится белизною рук и чернотой косы по пояс, Кривит высокомерно рот с припухшей нижнею губою, Не любит будничных забот и все любуется собою. И вот она чешет черные косы, вот она холит свои персты,— Покуда вьюга лепит торосы, пока поземка змеит хвосты,— И вот она щурит черное око — телом упруга, станом пряма,— А мать пеняет ей: «Лежебока!» — и скорбно делает все сама. Но тут сюжет ломает ход, ломаясь в целях воспитанья, И для красотки настает черед крутого испытанья. Иль проклянет ее шаман, давно косившийся угрюмо На дерзкий вид и стройный стан («Чума на оба ваши чума!»), Иль выгонят отец и мать (зима на севере сурова), И дочь останется стонать без пропитания и крова, Иль вьюга разметет очаг и вышвырнет ее в ненастье — За эту искорку в очах, за эти косы и запястья,— Перевернет ее каяк, заставит плакать и бояться, Зане природа в тех краях не поощряет тунеядца. И вот она принимает муки, и вот рыдает дни напролет, И вот она ранит белые руки о жгучий снег и о вечный лед, И вот осваивает в испуге добычу ворвани и мехов, И отдает свои косы вьюге во искупленье своих грехов, Поскольку много ли чукче прока в белой руке и черной косе, И трудится, не поднимая ока, и начинает пахнуть, как все. И торжествуют наконец законы равенства и рода, И умиляется отец, и усмиряется погода, И воцаряется уют, и в круг свивается прямая, И люди севера поют, упрямых губ не разжимая,— Она ж сидит себе в углу, как обретенная икона, И колет пальцы об иглу, для подтверждения закона. И только я до сих пор рыдаю среди ликования и родства, Хотя давно уже соблюдаю все их привычки и торжества,— О дивном даре блаженной лени, что побеждает тоску и страх, О нежеланье пасти оленей, об этих косах и о перстах! Нас обточили беспощадно, процедили в решето — Ну я-то что, ну я-то ладно, но ты, родная моя, за что?! О где вы, где вы, мои косы, где вы, где вы, мои персты? Кругом гниющие отбросы и разрушенные мосты, И жизнь свивается, заканчиваясь, и зарева встают, И люди севера, раскачиваясь, поют, поют, поют.