Ветра гонениям придать слово, пуская в пустоту, Но дым затмил весь небосвод - он самодур И проникая в этот театр, что был пеленой сокрыт Я затмеваю их словами, словно пастырь - они неофиты
Они играют роли, отражая блеск софитный, Мне надоело слушать болтунов и бред софистов, Исход войны добра со злом на сотни лет прописан И недоуменье расплылось по зала бледным лицам.
Я им поведал о пути, что горечью пропитан, Я сам пропитан Аристотелем и Демокритом, Но разрываясь всей душой, я будто дева криком, Осуждая всех, кину копьё, словно я был гоплитом.
Я опускался в ад как Данте или Дионис Я вам совру, что я педант и перфекционист И к вам ворвусь я с правдой сладкой словно цианид, Со мной апостолов двенадцать, знаю подлецы они.
Шагая медленно по угольным лесам, Где побледнелые ландшафты, мне испуганно сплясав, Покажут мир, где обветшалые погосты, костями скрепят, Они не рады, как и я, гостям из кремля
Трухой рассыплются, под струнами ветров Те устаревшие фасады, рухнет грудами метро И их стихи, всем вопреки, не станут рунами, не трожь! То что написано пером, топор не высек, но примет ведро.
Они играют свои сцены с этой псевдоглубиной, А меня тянет рот закрыть им, но я с этой виной, И я Есениным повис над этой пропастью во ржи И коль слова политы кровью, у меня с кровью стеллажи
Невидимым ночами став, я снова в миражи Кидаю свою душу с Астаротом не на жизнь Ведём беседу о делах мирских, но не понять не как Какого правда жжёт, как серебро, если б я был ликан,
После появится прекрасная девица в белом, Яркая, словно витражи, и удивиться мне бы, А красоту не описать её прозой и дрожь По телу охватила, подарю я ей Розу Ветров.
Когда закончится сложение стихов, А мир, погибнет и прощения грехов, Дождаться, не успев, он запылает, глазами блестя И, догорая, своё сердце, сжимая в кистях.
Там мириады рыцарей в груди с львиным сердцем, Так же мифичны, как и герои Эллады, Они не станут на листах историй, баллад и По любому сгинут, так бесславно, в этом арьергарде,
И предсказателей тех толпы, не минёт упрёк О том, что мир потонет, и о том, что только бог не врёт, А после летопись напишут, что всю книгу вторит Коль суждено было сгореть, тот не потонет.