Оказалось бывает и так. Можно тосковать по профессии. Не считал вероятным думать, что по ней можно тосковать, Но тоске плевать на мои возможности, она пухнет в геометрической прогрессии, Набивается в невесты, просится в жены, и приходится, морщась, её целовать.
Осточертело катать, возить, раскладывать, размещать. Платят мало, но устаешь и выглядишь, как дворОвый пёс. Пустите… Пустите меня назад в печать! Снова хочет писАть Пес, которому не крюк две тысячи верст.
Уже двадцать шесть. Нет сил. Не жизнь, а одни декорации. Не хочу выливаться. Я занят! Я спать. Я домой бы сходил. Тоска нарастает комом, втыкается в сублимацию, Не царское дело самовывозом заниматься, да и нет сил.
Самоощущаюсь выкидышем, самовыжимаюсь, соковыжимаюсь, Самоизмываюсь, и когда пишу, и когда вожу. Извращаюсь, не в себя немедленно, и верно превращаюсь, Но тут ничего не поделать – гружу и пишу.
Пишу с ощущением, что дефлорирую космос, что фёрст ин спэйс, Улыбка несёт много света и чуть-чуть добра, Зовут вовсе не так, но в таком же объёме присутствует спесь, И очень печально, что не улыбаюсь на работе по утрам.
Стихи противоречат элементарным законам физики, Как и процессам, протекающим в некоторых головах, Не выдерживают струю конструктивной, желчной критики, Но, видимо, одобрены в мутных, кипящих верхах.
Не хочу снова кривляться, читать, выступать – Изматывает, будто вагоны грузил. Нет сил – вроде уже говорил. Если б была моя воля профессию себе определять, Я б, как вчера, кроссовки поэтессе одной подносил.