видишь, эти грубые руки вспороли грудь и распяли на рваной простыне ты мне шепчешь: каждому свой путь. и в ладони вбиваешь гвозди мне, поздно. трепетать в ожидании чуда и искать отходные пути. сегодня в мой дом заглянул иуда. и, ты знаешь, в нём были твои черты. - а после бездна без дна, бездна без сна. такая лайф, когда боль только в кайф, и полушёпотом, полукриком, «сваливай уже – не хочу тебя» а потом полумёртвая, полудикая срывала обои под бит ты пой, я подвою, как пёс подбитый, у ног твоих, лишь бы не ушёл. не оставил в лапах тишины лютой, как живут эти люди, в которых нету тебя. у каждого своя восемнадцатая, да?
я тебя вцелую в каждое своё слово, каждоё твоё – в сердце патроном, сползать по стенам, по дверям, по коленям, чужим коленям, в руки к аллеям бросаться в парки, рядиться в парку, чтобы не было видно пустоту в груди, величиной с триумфальную арку. боже, забери у меня эту боль, горькую, сладкую.
где ты? где ты? город будто простыл под твоими шагами. ты – январь. ты – зима. ты – последний куплет и разбитая грудь каблуками осыпается пеплом. горьким пеплом твоих сигарет.
вымолчу тебя, пеленая в стихах, в опостылевших плечах первых встречных. слышишь, абонент абонента лечит, музыкой слов терпких, прелестью губ мягких. я ищу в них тебя, слышишь? ты слышишь?
пусть противный ветер карябает крышу, убивая святое, в небе пряча. я своего палача целую ладони, и мне не больно, не больно.
крепкий кофе смешай с табаком. и, целуя свинец нелюбимого рта, осознай, наконец, что любовь – это дом, а не стена.