он говорит ей, в сумку кидая вещи - пара рубашек, галстук, ключи, билеты, и что ни слово- целый поток затрещин, как научиться ей забывать все это? что ураган она сущий, почти торнадо, дома - бардак, а сумочка - Атлантида. вот почему все важное, все, что надо, вроде бы помнила. раз! и уже забыла? ну, например, вчера подтвердила брони, как и просил, только рейс-то другой. ненужный. вот бы сейчас отрастился на теле броник, внутренний броник, а вместе с ним и наружный. точно теперь опоздает. и к черту встречи, к черту контракты, бизнес весь тоже к черту! быстро темнеет, вьюга, Москва и вечер. вьюга, Москва, и пробки идут по борту. он то лютует яростно, то морозит, шмотки кидает, молча скрипя зубами. ей что осталось? морщить до боли носик, чтоб не заплакать, тут же, под зеркалами, прямо в прихожей. вот он ушел и хлопнул дверью старательно, громко так и отрывно. бизнес не ждет, и встречи, аэропорты. ну и подумаешь, что ей сейчас обидно, ну и подумаешь, частью не вышло ладной быть ему, хоть старается, что есть мочи. ну и подумаешь, злится? плевать ей, ладно! в слуги наема не было, между прочим, чтобы бронировать рейсы, идти с ним в ногу... к черту контракты? что же, его и к черту! и заполняет холодом понемногу грудь ее, сердце. что там еще, аорту? вот она тихо ставит на место вещи - ишь, раскидался! ну и живи не дома! нет, я не буду больше такой из женщин, что ему так привычны и так знакомы. точно уйду, прям сегодня уйду, под вечер, кофе допью, и телик пусть доиграет.
срочные новости: рейс потерял диспетчер.
раз. и разбилась кружка. стоит у края мигом же присмиревшая. руки стали, как говорят, ходуном? ну вот как-то вроде. и ледяной мурашкой, что сбилась в стаи, слишком большой, не бывающей так в природе, тело покрылось. телик бубнит по кругу - мы потеряли рейс, говорят, без следа. можно винить диспетчеров, можно вьюгу, с тем же успехом можно винить соседа, смысл один - рейса нет, самолет потерян. крупные слезы падают на рубашку. мы не простились - думает - столько время мимо ушло, бездумно так, на промашку снова мою, вот глупая, надо было стиснуть в объятиях, выдумать оправдания. Господи-Боже! кто там еще? Ярило? Будда, Аллах, Великое Мироздание? кто-нибудь, только сделайте хоть бы что-то, только верните, я изменюсь, я стану, как он захочет, я до седьмого пота, по расписанию, спискам, его же плану... только верните, пусть не успел на вылет!
воздух сгустевший трели звонка порвали.
это милиция - думает, в пальцах стынет - видимо списки умерших им передали, видно пришли. опознание, морг, пакеты. там и умру, над телом умру. и баста. дверь открывает - он - ты мои билеты, что положила в старый пиджак? а паспорт? паспорт куда? опоздал. заплатил таксисту, может успею, следующий рейс не скоро. эй, ты чего? вот плакать тут нету смысла, кстати, и времени тоже для разговоров. и замолкает, стиснутый и прижатый. - ты опоздал..живой мой. живой. любимый! я как всегда безудержна виновата, но ты живой. ошибкой моей хранимый. больше вот так уехать, по глупой ссоре, не разрешу, без объятия на пороге... Боже, какое счастье! какое горе, с кем-то случилось, где-то в пути - дороге, только тебя я вымолила, сумела! ты опоздал, другое уже не важно... Господи! я боялась, пришли, чтоб тело мне опознать... и взвыла вдруг так протяжно, словно собака битая. вечер. вьюга. он ее обнял, четко вдруг понимая, что вот сейчас, могли потерять друг-друга, что вот сейчас, он мог быть уже за краем. так и стояли в тапочках и перчатке. враз присмиревшие, злобы лишась и прыти.
телик на фоне выдал, мол, рейс в порядке. сбой это был. но любимых вы обнимите.