— Создатель! — обратился Пророк к демиургу Мазукте. — Почему ты к нам так плохо относишься? Ведь ты же нас любишь! — Хм? — приподнял бровь демиург Мазукта. — И откуда такие сведения? — Ну, я вообще-то пророк. — Да, логично. Значит, говоришь, я к вам плохо отношусь? — Плохо, — кивнул Пророк. — Занятно! — Мазукта ухмыльнулся и поскреб подбородок. — Солнышко вам светит, земля держит, деревья растут — а вам плохо? Мало того, что вы ходите, дышите, едите — надо еще каких-то особых благ? — Мы же дети твои! — укоризненно заметил Пророк. — Разве так трудно уделить нам чуть больше тепла и заботы? — Не трудно, — пожал плечами Мазукта. — Но вредно. Избалуетесь. — Не избалуемся, — пообещал Пророк. — Нам и так слишком мало перепадает. — Правильно. Вот как-раз еще чуть-чуть и будет вредно. Пророк тяжело вздохнул. — Жаль. — Ну извини, — развел руками Мазукта. — Как же люди поверят, что ты их любишь, при таком отношении? — А кому они должны поверить? Ты им, что ли, рассказал?! — Рассказал, — виновато понурился Пророк. — Не удержался. Над макушкой демиурга сгустилась грозовая туча, волосы затрещали от молний. — Кретин! Ты соображаешь, что говоришь?! Да какое ты можешь иметь представление о настоящей любви, жалкая смертная тварь! Человек невольно втянул голову в плечи. — Я пророк, — напомнил он. — Кое-какое представление имею. — Хрен ты собачий, а не пророк! — огрызнулся Мазукта. — Ладно, живи. А лишнего больше не болтай. — Гав! — Ага, вот именно. Мазукта задумчиво сдвинул брови. — Любовь, любовь… Что вы понимаете в любви! О ней вообще не следует упоминать всуе! Разбередил, понимаешь… Он нервно передернулся и шагнул к ближайшей стене. — Пойдем! — Гав..? — Со мной. Как там… к ноге! Ты же пророк? Вот и получай своё откровение. Сейчас будет. Мазукта распахнул в стене дверь и глубоко вдохнул свежий воздух. — Гав? — спросил Пророк. — Это мой любимый мир, — со странной блуждающей улыбкой объяснил Мазукта. — Один из миров. Я их все люблю, а этот — особенно. Вот именно сегодня, именно его. Так получилось. — Гав..? — Люблю… — хрипло прошептал Мазукта, раскачиваясь на пороге. — Сил нет, до чего люблю. Я… не могу… больше… сдерживаться! — Гав?! — Пророк в ужасе уставился на Мазукту. Демиург, шатаясь как пьяный, широко раскинул руки и шагнул вперед. Мир, радостно трепеща, потянулся ему навстречу. Демиург вошел в мир, и тот вобрал его в себя. Свет любви заполнил мир. Жгучий, яростный, очищающий свет. И растворившись в нём, содрогаясь от невыразимого наслаждения, мир пришел к своему Концу. — Вот, — отрывисто произнес Мазукта. — Это. Я. И называю. Любовью. То, что существует у вас — лишь образ и подобие. Настоящей любви… даже тени, легкого намека на настоящую любовь — никакая вселенная не выдержит. Пророк, накрыв голову лапами, лежал на пороге и тихо подвывал. — Понял? — спросил Мазукта. Пророк тоскливо заскулил. — Ты не сомневайся, — заверил Мазукта. — Я вас люблю. Любовь еще, быть может… когда-нибудь… В общем, там видно будет. Ну, чего валяешься? Вставай! Можешь сказать, о чем хотел. Пророк поднялся на ноги, отряхнул одежду и рассудительно покачал головой. — Га-ав, — ответил он.