БЕЛАЯ ИНДИЯ (Николай Клюев) На дне всех миров, океанов и гор Хоронится сказка – алмазный узор, Земли талисман, что Всевышний носил И в Глуби Глубин, наклонясь, обронил. За ладанкой павий летал Гавриил И тьмы громокрылых взыскующих сил, – Обшарили адский кромешный сундук И в Смерть открывали убийственный люк, У Времени-скряги искали в часах, У Месяца в ухе, у Солнца в зубах; Увы! Схоронился – в нигде – талисман, Как Господа сердце – немолчный таран!..
Земля – Саваофовых брашен кроха, Где люди ютятся средь терний и мха, Нашла потеряшку и в косу вплела, И стало Безвестное – Жизнью Села.
Земная морщина – пригорков мозоли, За потною пашней – дублёное поле, За полем лесок, словно зубья гребней, – Запуталась тучка меж рябых ветвей, И небо – Микулов бороздчатый глаз Смежает ресницы – потёмочный сказ; Реснитчатый пух на деревню ползёт – Загадок и тайн золотой приворот. Повыйди в потемки из хмарой избы – И вступишь в поморье Господней губы, Увидишь Предвечность – коровой она Уснула в пучине, не ведая дна. Там ветер молочный поёт петухом, И Жалость мирская маячит конём, У Жалости в гриве овечий ночлег, Куриная пристань и отдых телег: Сократ и Будда, Зороастр и Толстой, Как жилы, стучатся в тележный покой. Впусти их раздумьем – и въявь обретёшь Ковригу Вселенной и Месячный Нож – Нарушай ломтей, и Мирская душа Из мякиша выйдет, крылами шурша. Таинственный ужин разделите вы, Лишь Смерти не кличьте – печальной вдовы…
В потёмки деревня – Христова брада, Я в ней заблудиться готов навсегда, В живом чернолесье костёр разложить И дикое сердце, как угря, варить, Плясать на углях и себя по кускам Зарыть под золою в поминок векам, Чтоб Ястребу-духу досталась мета – Как перепел алый, Христовы уста! В них тридцать три зуба – жемчужных горы, Язык – вертоград, железа же – юры, Где слюнные лоси, с крестом меж рогов, Пасутся по взгорьям иссопных лугов…
Ночная деревня – преддверие Уст… Горбатый овин и ощеренный куст Насельников чудных, как струны, полны… Свершатся ль, Господь, огнепальные сны! И морем сермяжным, к печным берегам Грома-корабли приведет ли Адам, Чтоб лапоть мозольный, чумазый горшок Востеплили очи – живой огонёк, И бабка Маланья, всем ранам сестра, Повышла бы в поле ясней серебра Навстречу Престолам, Началам, Властям, Взывающим солнцам и трубным мирам!..
О, ладанка божья – вселенский рычаг, Тебя повернет не железный Варяг, Не сводня-перо, не сова-звездочёт – Пяту золотую повыглядел кот, Колдунья-печурка, на матице сук!.. К ушам прикормить бы зиждительный Звук, Что вяжет, как нитью, слезинку с луной И скрип колыбели – с пучиной морской, Возжечь бы ладони – две павьих звезды, И Звук зачерпнуть, как пригоршню воды, В трепещущий гром, как в стерляжий садок, Уста окунуть и причастьем молок Насытиться всласть, миллионы веков Губы не срывая от звездных ковшов!..
На дне всех миров, океанов и гор Цветёт, как душа, адамантовый бор, – Дорога к нему с Соловков на Тибет, Чрез сердце избы, где кончается свет, Где бабкина пряжа – пришельцу веха: Нырни в веретенце, и нитка-леха Тебя поведёт в Золотую Орду, Где Ангелы варят из радуг еду, – То вещих раздумий и слов пастухи, Они за таганом слагают стихи, И путнику в уши, как в овчий загон, Сгоняют отары – волхвующий звон. Но мимо тропа, до кудельной спицы, Где в край Невозвратное скачут гонцы, Чтоб юность догнать, душегубную бровь… Нам к бору незримому посох – любовь, Да смертная свечка, что пахарь в перстах Держал пред кончиной, – в ней сладостный страх Низринуться в смоль, адамантовый гул… Я первенец Киса, свирельный Саул, Искал пегоухих отцовских ослиц И царство нашел многоценней златниц: Оно за печуркой, под рябым горшком, Столетия мерит хрустальным сверчком.