путешествия в рассветы до свертывания капилляров неба и бездонной темноты, я воскресаю из пустоты, только когда запястье обжигают пальцы чьей-то руки, а они чужие все, чужие. не поворачивайся спиной ни к людям, ни к зеркалам, снова найдешь проржавевшие ложью ножи, не расплачивайся взглядом в глаза, они у тебя давно уже не живые, хоть и дрожью по коже. в моей обители только наполовину пустые стаканы и терновое ложе. ты можешь кричать, никто не поможет, даже стены, умеющие лишь падать на черепную коробку ночами. до тебя здесь молчали, молчи и ты, искренность здесь не положена. и ты оплываешь воском, увядаешь цветком, превращаешься в глупую головоломку, и там где тонко, давно все оборвано ломкой по людям или по нелюдям. сделать аборт, разрушить дом, срубить дерево - вот гимн моего поколения, и об этом принято говорить с гордостью; пачки с лезвиями принимать как дар, разноцветные напитки - по венам нектар, и вся вселенная помещается в полости рта, в занозу на пальце, в родинку на губе. убей меня или гневно швыряйся проклятиями на автомате. в каждой натужной улыбке - собственное распятие. раз пять подряд увидеть знакомый образ в этой касте неприкасаемых и выжить пытается что-то западнее груди, и вырваться из клетки в хлопчато-продольную полосу, ведь ничего нет впереди, нет права голоса. над моей крышей умирают созвездия. за стойкой выдачи стопки соляной кислоты и щепотка возмездия по вкусу, из уст в уста воздушно-капельным путем СПИД и безумство. как говорил Заратустра, человек всего лишь канат над бездной, а сегодня ты просто вирус или местный наркоз на опухоли вселенной. до края подернутых ночью зрачков плещет морская пена; мои вены не более чем приют для настойки со вкусом утилизированного железа.
не пытайся спасти меня, не пытайся спасти меня, не пытайся спасти меня, - бесполезно.