История вбивает гвозди, подобно. Дробя повесть на эхо, На ветру мои мысли в декабрь, горят идеи пред светом. Бремя болью искупив, на кинолентах отпустил паромы, С гавани но перетеряв лица. Продолжал мотивы строить.
В городе пыли, густых туманов, стал чем то как вовсе, На отражениях своих иным, лозунгом драм, поздно. Небо в разводах. Всё не так и где та исповедь в души, Пусть придёт чуть позже но, дым без огня, я простужен.
Грусть что не чуждо мне, такое узкое кредо в манерах, Примером останется брат, спасибо, ведь лирой согрел он. Дал стимулы роста, идею поиска духа, в прообразе, Братик за всё благодарю тебя, верю как в свет, прозы.
Авторы дали мне сумбур теорий, в книгах нашёл сердца, Обрёл с начала мир и нрав, так завсегда останется. Помню, дабы не оступится. Плату мы все несём за дни, Протолкнулся, впредь знаю - исповедь мой пуховик.
Большая книга, в переплёте главы всех тех монологов, История, как речь в подсознательном, "Я" на пороге. Вбиваю гвозди на фресках, проворным словом как стали, Отображается сей мысли в хронику лет моих память.
2..
История лиры, сопфир или без ласки повесть о мерах, И без утех, я жил таким и заколялся как нервный. Кто открыл в себе миф, играючи смотрел на драммы, Происходившие в прованс юности, этим роль плавных.
Перепадов, дисбаланс на максимум, мой взор с окон, Подъезда хрущёвки пятиэтажной, кем эти чертоги. Сотканы болью, на кой. Задаюсь вопросом, насколько, Этот отрезок путь будет ломать меня, и в крои пройден.
Перешитый иголками, я любовью созерцаю и в грёзах, Отдушиной буду утоплен в предательстве, яд её розы. Познер не знал таких имён и судеб, вещал на первом, Синий экран мерцал в ночной квартире, фон белых стен.
И я писал на них кистями, полемика вечерних верь мне, Утопий плаксивых единиц, течёт лира по венам. Сомозабвенный в плену идей, лживых систем и в мире, Не будет похожих тут мне. я знаю. Спесью на привод.