Равель (дирижёр П. Булез) - Болеро | Текст песни

• Тексты песен
• Равель (дирижёр П. Булез)
• Болеро

"Болеро" было написано Равелем в 1928 году по заказу балерины Иды Рубинштейн, но хореографическая судьба сочинения оказалось весьма недолговечной — несколько раз Ида Рубинштейн станцевала этот танец на столе в костюме цыганки, после чего "Болеро" благополучно перекочевало в концертные залы. Попытки возвратить ему танцевальный характер периодически предпринимаются различными хореографическими коллективами (даже Майя Плисецкая отдала должное этой идее), но дальше разовых акций это обычно не идет. Собственно, ничего удивительного — медитативность и особая энергетика "Болеро" не терпят никакой искусственной визуализации.

Интересно, что слушая музыку на репетициях балета, композитор и близкие ему музыканты считали, что концертная жизнь ей не суждена. Такую пьесу «никогда не решатся включить в программы больших воскресных концертов», — говорил Равель, и друзья с ним соглашались.
Ведь «Болеро» построено на настойчивом повторении одной из самых протяженных тем в истории музыки (34 такта!).
Между тем, «Болеро» стало не только самым известным его произведением, но одним из крупнейших явлений всей музыки XX века. Оно уникально по построению, представляющему собой цепь вариаций, в которых неизменно все, кроме оркестровки (аналог ему — «эпизод нашествия» в Седьмой симфонии Шостаковича, где композитор сознательно повторил прием Равеля). В основе вариаций — небольшая мелодия народно-танцевального характера, близкая сложившемуся в XVIII веке испанскому танцу болеро.
Равель отказался от характерного для жанра болеро оживленного движения – темп его сочинения в два раза медленнее (ритм баскского танца сортсико).

«Болеро» приобрело особую популярность из-за «гипнотического воздействия неизменной множество раз повторяющейся ритмической фигуры, на фоне которой две темы также проводятся много раз, демонстрируя необычайный рост эмоционального напряжения и вводя в звучание всё новые и новые инструменты»

Четкая ритмическая фигура, отбиваемая малым барабаном со скупым сопровождением альтов и виолончелей пиццикато, открывает пьесу. Этот двутакт (здесь он повторен дважды, прежде чем вступит тема) будет звучать непрерывно на протяжении всего «Болеро». Флейта еле слышно запевает извилистую, упругую, чисто инструментальную мелодию, которая четко делится надвое, причем вторая ее часть приобретает страстно-страдальческий характер. Закончив напев, флейта присоединяется к барабану, дублируя его ритм на доминантовом звуке, а мелодию начинает петь кларнет. Далее она переходит к фаготу, затем — дуэту флейты и трубы, саксофону (редкий случай, когда саксофон введен в состав симфон. оркестра). Его напряженный, полный экспрессии звук придает особую краску мелодии, проходящей поочередно у саксофонов — тенора, сопрано и сопранино. Одновременно с переходом темы от одного к другому инструменту, увеличивается и мощь аккомпанемента. От еле слышных пиццикато начала он разрастается: вступают новые инструменты, у струнных появляются арпеджио в ритме, установленном малым барабаном, вместо отдельных звуков слышны красочные аккордовые пятна.

Постепенное неуклонное оркестровое крещендо приводит к грандиозной кульминации в конце: все три линии (мелодия, аккомпанемент и ритмическая фигура) многократно дублируются в полнозвучном tutti, причем в заключительных тактах Равель использует крайне редкий и очень сильный эффект — глиссандо тромбонов. Все резко обрывается на высшей точке кульминации.

Болеро можно разделить на две части. В первой угадываются отзвуки баскского фольклора. Вторая же часть ближе к восточной, мавританской традиции (музыка приобретает здесь страстно-патетический характер).

О программном содержании «Болеро» высказывались самые противоречивые суждения. Одни критики находили здесь «неумолимое нашествие злых сил», другие – мотивы болезненных галлюцинаций. Советский поэт Николай Заболоцкий, посвятивший Равелю стихотворение «Болеро», трактует его музыку как воплощение героического духа свободолюбивой Испании. Но сам Равель об оптимизме «Болеро» не говорил никогда, наоборот, подчеркивал его схематизм и рационализм, даже, пожалуй, известный автоматизм этой музыки, что давало основания некоторым музыковедам сопоставлять ее с «музыкой нашествия» в Седьмой симфонии Шостаковича. В обоих случаях имеют место жестко заданный неизменный ритмический рисунок и неумолимое нарастание оркестровой звучности.

Равель (дирижёр П. Булез) еще тексты