В самом начале двухтысячных годов неожиданно для себя я начал работать в журнале «Новый мир». Для журналиста и музейщика, служба в этом старейшем литературном издании стала, действительно, «новым миром», остается таковой и посегодня. Память сохраняет неожиданные, казалось бы, впечатления. Словом, от тех времен крепко сбереглось у меня яркое, почти навязчивое воспоминание. Помню, как тогдашний завотделом поэзии, Юрий Кублановский, которому я помогал готовить публикации, – несколько дней кряду горько бормотал-читал вслух полюбившиеся ему строки из стихотворения московской поэтессы Марии Ватутиной под названием «К сокурснице», повторял и повторял их изо дня в день:
…И в каждом городе, что горбится Над каждой гривенкой своей, Уже лепечут наши горлицы, И наши горницы светлей,
И наши голоса торопятся Познать родительскую речь. И печи варварские топятся, Где наши книги будут жечь.
…Пришло время, и я хорошо узнал этого талантливого поэта нашего поколения, стихотворца с горячей душой и, как однажды сказано было о героях Достоевского, – человека без кожи. Со стороны повседневья – Маша Ватутина, автор ярких книг «Перемена времён», «Девочка наша», «Ничья», «Цепь событий» и других – обаятельная молодая женщина, в одиночку поднимающая сына, профессиональный и безотказный юрист, редактор, друг своих друзей… И одновременно – лирический поэт-рассказчик, как губка, впитавший боли, любови, драмы многоголосого, многоликого, измученного, родного отечества. Она проживает и переживает их как свою собственную судьбу (и, конечно, наоборот). Сверяя свой кровоток с Вечным временем, где мольба, бывает, переходит и в спор, отчаяние переплавляется в надежду, а война становится победой, – Мария Ватутина счастливо обретает своё незаёмное духовое зрение.
Я день скоротала, и свет погасила, И спать улеглась, отвернувшись к стене. Какая-то потусторонняя сила, Паркетом скрипя, приближалась ко мне.
И тюль надувался, и таяли стены, И капала капля, когда на крыльцо Все предки мои от границ Ойкумены Вступили и молча забрали в кольцо.
Общинные старосты, конюхи, бабы, Царёвы крестьяне, стрельцы, звонари, — Столпились покойнички поодаль, абы Чего не случилось со мной до зари.
О, что я затронула нынче при свете, Какие открыла гробницы во сне, Что хлынули древние волости эти, Как будто врата есть какие во мне?
О, книга моих совпадений с пространством И временем, ты ли разверзлась на миг, И кровная связь с переполненным царством Небесным была установлена встык
На клеточном уровне, что ли. Ну, что вы Молчите, славяне мои, издаля? Мне страшно, но я не свободна от Слова, Которое Бог и родная земля.
Я всех вас несу на хребте позвоночном Века, но с того и загривок силен. А гости молчат в соответствии точном С молчаньем еще праславянских племен.
О, что вы оставили мне на прожиток Разбитых корыт и колен окромя, Хотя бы какой-нибудь слиток ли, свиток О том, через что Бог помилует мя,
Хотя бы какой-нибудь в горсточку полбы, Какой-нибудь сказки в грядущие сны! О, кто вы, какие вы, темные толпы, Мои Балалыкины и Зимины?
Пустите, Иваны, Ивановы дети, Небесные силы, Господня родня! — Шептала я им, а они на рассвете Один за одним уходили в меня:
Курчане, тверчане, черкизовцы, ниже- городцы, воронежцы, тульцы, а там Древляне, поляне, кривчане и иже Михаель, Ирад, Енох, Каин, Адам.
Мария Ватутина, 2006-й год, из книги «Девочка наша»