Доктор Лектер ничего не говорит мне на пути обратно: он снимает с себя пальто и накрывает им меня, пока я, прижавшись лбом к окну, рассматривая деревья, закрывающие небо темной бахромой. - Ты останешься ночевать у меня, - Ганнибал глушит машину и помогает мне встать с кресла. - Я видел его, - мы смотрим друг на друга; на его щеку падает снежинка, и тут же тает: иллюзия, словно по лицу Ганнибала течет слеза. Он дотрагивается губами до моего лба и на какое-то время застывает так. - Сначала в душ.
Мне любопытно, успел ли он заменить зеркало с моего прошлого визита, и я не успеваю задать вопрос: - Оставь дверь открытой. Полотенце в шкафу, - он собирается оставить меня, но замирает у порога ванной: - Как ты себя чувствуешь? - Нормально, - я неловко улыбаюсь и присаживаюсь на бортик ванной. – Все в порядке. - Дверь. Не закрывай ее, - Ганнибал помнит о моих маленьких причудах, включающих битвы с собственным отражением – это лестно. От его мыла пахнет сосной и морем, выдубленной соленой кожей и солнцем – я растираю хлопья пены по животу, но почему-то ладонь, дойдя до пупка, останавливается и надавливает на кожу. Разрез был именно здесь, а второй чуть правее – длинная прямая линия. Почему тело оставлено в лесу?.. Потемневшая от грязи вода стекает по кафелю. Потому что художник мог найти его там. Ведь он тогда продавал деревья, а значит, часто наведывался в лес. «Я все знаю», - выколотые глаза, которые продолжают следить за художником. «Я все вижу».
От полотенца пахнет Ганнибалом – почему-то это кажется мне особенно приятным, когда я растираю ноги и вытираю живот. Трепетное ощущение ласки – махровая ткань приятно щекочет кожу, и я натягиваю свитер и джинсы.
Он сидит на краю софы и, откинув голову, разминает кисти; Ганнибал не оборачивается, когда я спускаюсь в гостиную, а только закрывает глаза и зовет: - Иди сюда… - мягкая подушка и теплое одеяло; он укладывает меня на свои колени и запускает ладонь в мои волосы. – Расскажи мне, - палец медленно обводит ухо и прижимается к артерии на шее – прикосновение над кадыком, короткая линия до подбородка, а дальше я прижимаюсь ртом к его руке. - Это было не страшно. - Почему? – он приподнимается так, что я упираюсь носом в его живот и задыхаюсь в его вкусном, густом запахе. - Это… было продуманным. Не жестокость, а расчет, - Ганнибал кладет руку между моих лопаток и гладит меня по спине. – Он не хотел причинять лишней боли. Он предупреждал. - Предупреждал? – доктор Лектер приподнимает бровь и чуть улыбается мне. - Да, - я тяну его за край рубашки и прижимаюсь к нему. – «Не приближайся, или это случится с тобой».
Я все знаю. Я все вижу.
Ганнибал поднимается с софы, и я почему-то чувствую колоссальное чувство вины: я что-то сказал не то, сделал не то, – но он выключает свет и в темноте возвращается ко мне. Мягкие, уверенные шаги – он застывает надо мной и дотрагивается до моей щеки, словно проверяя, не пытаюсь ли я сбежать.
Ганнибал ничего не говорит; он ложится за моей спиной и обнимает меня, пропуская руку под локтем. - Все будет в порядке, - говорит доктор Лектер и целует меня в затылок. – Все будет в порядке.