Мне нечего сказать о себе, Нечего сказать о себе. Очередную историю переживаний Доверю Тому Йорку и его струне. Какова себестоимость столешницы, О которую лобовое допущу столкновение Небрежно, не рассчитав погрешность?
Будучи в Будапеште, замешкалась, Выйдя на побережье реки. На какой стороне враги? Год один девять четыре пять, Месяц февраль, число один три. Вину через мост перекинули И исчезли, перед кем выступать И просить прощения Мне с надеждой теперь?
Перевоплощение суждено всем, верь не верь. Из чёрной пешки поспешно переоделась Пешкой белоснежной, однако на той же доске Я тождественно вторым номером под буквой Е В клетке среди приверженцев цвета прежнего. Изменения не зашли дальше одежды.
Кому потешно от пиздежа, Кому страшно однажды Не избежать задолженности По коммунальным платежам – Вон с моего чертежа, жалкие, Вы жалкие, вон с моего Несуществующего чертежа.
Выжившие из души, Ум, не робей, пожар потуши. Ну куда же ты вышел? Возглавив движение ушедших Куда подальше лишь бы от фальши И моих неудавшихся четверостиший.
Ну ничего! Тени шепчут: «Пиши неразборчиво».
Моя летопись не поимеет общего С книжками, против литературы не согрешит, Сузится до невозможности, Чтобы не разрастаться вширь. На запотевшем стекле столетия Круг для просмотра прошлого не надышит, В будущем не поднимется выше порога слышимости, Не окажется равновесия нарушителем, Нарочно ли, по ошибке ли – нет, нет, нет. В тишине переждёт смерть и примнёт к её вершителям, Что до самого конца переводили всё Положительное с отрицательным в нули, Не открывая лиц.
И тогда на стене их убежища Обнаружится заповедь третьей лишней, Написанная от моей руки: «Будь подальше, будь потише, Отражению с эхом вопреки».