А небо бы подарило тебе самое чистое облако, оно пока что далеко, только если ты успеешь зашить подкованные раны от неположенно оставленных окурков. Чинно рвём платья по заранее подготовленному сценарию, прикрываясь газетами с лживыми заголовками и непослушно пляшущими буквами, очередной имаджинариум. Неслышно передают бутылки чего-то крепкого из рук в уста, из уст по углам, в них трещины мерцают без лишних затёртых глаголов и словесных баталий. Нескладно просачиваются руки, посиневшие от холода в тюбиках и сотни жестоких орудий, не люди, определённо не люди. В спрятанных сухих аннотациях души больше нет, лишь искривлённый хребет — нет, не гор — хранит остатки былого величия. Наличными, вылеченными, замучанными тушками мы бьёмся о хруст затемнённых зеркал, а клетка пустует углолками глаз.