Свет погаснет - лысый демон палочкой взмахнет, На эстраду выйдет тенор - ручки распахнет. И от умиленья млея, стоя на носках, Станет песнею моею горло полоскать. Мне на муку и на горе песня задрожит, Будет песня в медном горле будто в клетке жить, Рваться из него на волю в зал полупустой, Получаться неживою, чопорной, не той. Тенор будет нежно мямлить, томно завывать. Будет он играть бровями, глазки закрывать. А в конце, привычный ужас в дамочек вселя, Тенор выдаст, поднатужась, тоненькое \"ля\". И замолкнет деловито. Под визгливый стон Я тогда на сцену выйду и скажу: \"Постой, ты поешь по всем законам, Правильно, и все ж, эта песня мне знакома... Ты не так поешь!\" А писал я эту песню ночью, у костра. Я хотел,чтобы эта песня непростой была; Чтобы она из душных спален позвала людей, Чтобы ее хороший парень,как рюкзак одел; Чтобы до неба, как до крыши, искорка взамен, Голос, тихий и охрипший, долететь сумел. И , расстаяв в поднебесье, чтоб зажег зарю. Мне знакома эта песня - честно говорю! Впрочем, что я здесь толкую и о чем кричу. Я ж не написал такую - написать хочу.