ты взвесил всё, что было; ударился лбом в желании быть облаком. и непобеждённый дом то ли смеялся в лицо, то ли хлопал по плечу и пытался ввернуть
в чистый от карамели быт призрак мечты. дождь запретил сам себя, и сны -- последнее место, где его можно увидеть.
сухость... воздух имеет свойство въедаться в беззащитность наивной спины. вряд ли это всё состоит из атомов, но из полупобед и нечестности.
крути барабан! ты всё равно последний, кому он ещё не сточил пальцы. вечереет... время, словно ребёнок, не отучилось прикалываться.
в городе пёс, в моей голове плющ. воздух из слёз. тот, кто выстрелит -- тот всемогущ.
колени болят. земля не будет спорить, а вывернет правду. смех твоих ребят вдруг не окажется главным.
внимательно! не обнаружь две руки одинаковыми, не обнаружь две двери -- одной. не обнаружь поезда спасательными. но отыщи во злобе любовь.
таковы правила: силён дважды рождённый, остальным, считай, повезло. это не шутки; пусть мир подозрительно колок, но в Его устах речь совсем не о том.
когда глотаешь комками лесную почву, чтоб хоть немного быть чуждым городу, всё уже кончено; ты неоправданно молод: меряй пиджаки тех, кто придумал комод.
твои линии словно морщины на лице матери твоих детей. запутаны и безусловно красивы; вздрогни: может оно уже где-то здесь.
в городе снег, в твоём лице Божья гордость. всякое "не те" не умеет быть правдой, но лживым поводом.
зеркала запрыгали, рисуя нас и освобождая от цепей свободы. "где мы?" имеющий вредный ответ, чистый вопрос.
прощение ломится через улицы -- я не мог быть собой, пока мой друг -- сатана, а голова -- это гроб,
где ты, всё так же невинна, где я, не знающий ответов, лежим, вспоминая любимые песни. нам так не хватало тесности.
прыгай же! я, кажется, вымостил; тут, кажется, много мягче, чем было в мае. мы докурили сигареты, время -- знать самое важное.