нас ругают софиты; в полутьме городского азарта мы глушим полухороший алкоголь на полузарплату и с полунуждой. снова играют гитары. пальцы уверенно кушает иней. уже не загонят домой наши мамы - не то, что забыли, а возраст такой.
самый отчаянный ломится в пляс. выхода нет, но нам не обидно: их бог построил алькатрас и попытался закрыть в нем наши крылья. но дергается президентский глаз, а значит все камеры на распашку. кто-то берет у меня сигарету, и я проливаю вино на рубашку.
пули летают туда и сюда: уличная жизнь во всей красе! я здесь рождался и здесь же сгорал, опохмеляясь в утренней росе. туда и сюда пролетают сызнова. время вечернее — жми на record. и вот так все останется здесь, как мой доселе открытый рот.
* * *
разговоры с бродячими псами. иногда мне кажется, что они похожи на нас больше, чем мы сами. потому что не могут кривить носы: кто им расскажет про канта и гёте, кто наваяет им про смысл жизни? у них есть только жратва и тепло и счастья шмоток несоизмеримый
с этими гнутыми пальцами: все хотят быть чище, купаясь в говне. цепляя ангелов на лицо — как сертификат о чистоте. псы были правы: все книги врут — всего лишь прихоть казаться важнее.
любовь — это мед. дружба — кровь. голод — пряник. время — кнут.