Истории кончаются, но не сдаются – Архивов не терпят огни революций, В архивах не сыщешь любви и страданья – На пыльных страницах лишь боль ожиданья.
С моста Иена и с моста Александра Во время прогулок и долгих, и странных В таинственных бликах парижских гризайлей Он видел глаза всех Лаур и Азалий.
И маленькой квартирки прокуренный голос, И старые ботинки – намеком на молодость, И снова хозяин потребует ренту, А значит, для песен нет лучше момента.
Последние сто франков – и на баррикады! Свободы там не встретить, но видно, так надо – Для вечных влюбленных в Латинском квартале Огни революций специально включали.
И вот он поскользнулся на шкурке банана И умер нечаянно, но без обмана, И желтые листья летели над Сеной, И аккордеон заливался сиреной.
И сброшенную кожу своей Мелюзины Он так и не узнал за стеклом магазина. Зачем он не заметил в глазах ее нежность? Простит ли Париж ему эту небрежность?
Все было пунктирно и сентиментально, Как Эйфелева башня в вечернем тумане, Как наша эпоха, бежавшая плохо От ленточки "старт" до последнего вздоха.
Крути, кинематограф, мне эту love story, Годаровские зайчики на старом заборе, Калитка в Париж открывается тайно, И ты говоришь – как всегда – До свиданья!