ты тихим дождём стучишь по крышам чужих сердец и поёшь эхом в трубах сточных надежд. я слышу. а когда-то и видел...
я всё путал рассветы с закатом, ища в вечерах рассвет. в шёпоте чуял стаккато, гремучего сердца бег. любил Тора раскаты, когда гласно ему и тебе мог - из себя выбрасывать недописанных писем абрисы, девственных строк комок.
неприрученной музыкой ты одалживала мне строчки, но не только, а столько же - крупной солью и боле - душою. моею душою.
где, где тот силуэт, где гармонии идол понятный? я полсердцем состарившись и одряхлев хоронюсь в землях Смоленских. ты права, только не молодой - я - застреленный Ленский.
навести мой камень покорный помолчать - сказав всё. чтобы жить, нужно memento mori, когда нет хоть чего-то ещё - взамен. мне пустое: где ты и с кем, но - кто ты. если всё та же капель и скрипичные ноты и детство - мы фивы. и значит, пусть я и не был собою ни с кем, но не знать мне и ближе и дальше. а сегодня особенно, слышала ли, кто-то играл адажио по скучающим городским перелескам. и значит, с кем бы тебе не изменял - мы скорее враги с ней.
по тебе небо плачет, на меня звёзды глянут, но сейчас я не это письмо заканчиваю, а запрет: не смей! не сгинь Татьяной.