Нашепчи ручей, как ты его любила, как цветы от сока оставляла на татами, вместо криков выдыхала - мой бамбино! Тушью на спине якудзы расцветали. Скромный парень-морячок в клешах индиго, он ходил в Игарку, в Рио, в Нагасаки, угощал портовых кошек терпким ромом, кошки плавились, смотрели и вздыхали.
Звёзды тают на груди, поцелуев шёлк, я по палубе морей за тобой пошёл. Лови блесну!
Нашепчи ручей, как он ложился рядом и шептал тебе - девчонка-недотрога, как любил тебя и твой дурной характер, за руку водил тебя через дорогу. Ты ждала его сначала, как волчица, трогала себя, шептала "мой бамбино", плакала под утро, нервно угасая, а потом сдалась и вовсе разлюбила.
Звёзды тают на груди, поцелуев шёлк, я по палубе морей за тобой пошёл. лови блесну!
Сакура цвела, как ты в руках другого, и следы от сока, как и прежде, на татами. Те же вздохи, так же ласково - бамбино, тушью на спине якудзы расцветали. И перо в него вошло, как в нежный тофу где-то под Игаркой, то ли в Нагасаки. Нежный парень-морячок в клешах индиго по случайности погиб в портовой драке.
Звёзды тают на груди, поцелуев шёлк, я по палубе морей за тобой пошёл. лови блесну!