Во дни разлук и горестных сомнений, как нам писал из Франции Тургенев, Не надо слез и горьких сожалений... она уехала с другим купаться в Крым.
Я в это время по тайге, как аллигатор, несу громадный щелочной аккумулятор, В груди молотит, словно перфоратор, но я молчу и напеваю про себя:
\"Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей наливает \"Цинандали\". Твердой рукой он бутерброд ей мажет черной икрой и нежно поет ей это дивное танго.\"
Он был простым и скромным аллопатом, я, впрочем, путаю - скорей, гомеопатом, А если даже и паталогоанатом, то все равно у них всех денег до хрена. А я кукую от зарплаты до аванса, изобретаю вечно чудеса баланса И в состояньи гипнотического транса я у окошка кассы напевал:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей наливает \"Гурджаани\". Твердой рукой он бутерброд ей мажет красной икрой и нежно поет ей это дивное танго.
Она прелестна, ей в тени не слишком жарко. На пляже млеют сталевары и доярки. Гомеопат, коньяк смакуя высшей марки, тихонько кушает протезами шашлык. Меня трясет и зуб на зуб не попадает, по вертолету только челюсти летают, а временами и сознанье пропадает, а в животе от голода ревет:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей льет в бокал \"Вазисубани\". Твердой рукой он бутерброд ей мажет просто икрой и нежно поет ей это дивное танго.
Зачем, зачем я не пошел в гомеопаты и не послушался ни мамы и ни папы, А угловатые мозолистые лапы - не для ее покрытых солнцем плеч. Энцефалитные на мне резвятся клещи. Я не скажу, чтоб я любил такие вещи. В желудке чистая вода ритмично плещет. И это все. Но я не плачу, а пою:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей льет в бокал \"Напареули\". Твердой рукой он бутерброд ей мажет, мажет, мажет икрой. И нежно поет ей это дивное танго.