У кого не бывало на сердце по сто камней, черных дней у кого не бывало в его судьбе? И звенит тишина, и становится ночь темней, и трясется рука, наливающая себе. И в моменты особых битв-с-собой, утрат, когда горло горит… да, в общем-то, всё горит, когда думаешь – как не откинуться до утра, Он приходит и рядом садится, и говорит, и тихонько так гладит, гладит по волосам: - Ну, давай помогу. - Погоди, — говорю. — Я сам. В первый раз ли мой поезд катится под уклон? У тебя там молитв неотвеченных миллион. У меня все в порядке: есть водка, а вот стакан, не хватало Тебя беспокоить по пустякам. Там, гляди, у людей – наводнения, спид и рак. Он тогда говорит: – И в кого ты такой дурак? И в кого ты, скажи Мне, упрямый всегда такой? И берет Он стакан мой пробитой Своей рукой, выпивает так просто, как будто там – молоко, и опять говорит: — А ты думаешь, Мне легко – каждый раз тебя видеть над бездною, на краю, где ты «сам» заливаешь мазутом печаль свою? Он сидит в темноте и плачет – как наяву. И ответа не ждет. И я рядом с Ним реву.