Нам нализаться бы брусничной вязкой браги, Окоченевшим наждаком уснувших губ, Но, слёз репейником заросшие, зрачков твоих овраги Лобызают одиночества тайгу.
Пхеньянских вод игристых, в неводе скулящих Пригонит жирных туч апрельская орда... Играю только для тебя, играю в долгий-долгий ящик, Пусть в меня теперь впадает Иордан.
Затылок мой, трясины всякие видавший, Не холодило дуло вычеркнутых клятв, Но рыло кляксою оплавилось, оно, увы, не Ваше... Но и ваши нервы больше не скулят..
Нет, не с обиды лью Вам полночь в миокарды, Вы не острей уставших чавкать гильотин. К тому же казнь моя отложена в колоду битых карт, ищи-свищи, чьё небо мне теперь коптить...
Икая с зимнего заносчивого солнца, садитесь на уши? - я еду под откос. бледнеет барышня, пусть, съёжится, лисица, отвернётся, Не алкая русской сьесты злой мороз.
я пью до дна, месье, очисти-ка фарватер, иду на 'вы',мне не престало повторять. насытив каждый ваш, горбинкой скрытый, выдохшийся кратер, Кто-то скажет: Чувства лучше перепрячь...
колючей проволокой снежных горизонтов запеленайте лучше аистов своих, Я на рывок уйду, не теплясь в Вас опарою ребёнка, Нас ли в памяти потомков заварить?...
Чуть поворчит сугроб, июлем опылённый, Заправит лежбище тоскующей травой.. Глядь - отравилось, стало быть земля, но внешностью зелёной Не зовёт меня и ты не соизволь...
В стране фикс-прайса всё становится трухою, Ветров порывистых уснули косяки... Наговорившись сам с собою, каждый медленно уходит, Представляясь - был как вы - таким-сяким...
Листвой коричневой на гречневое небо Свалился глаз лиловый твой катамаран.. Не что есть сил, а как письмо самой себе читая, бегло, Проскользил и не нашёл, кого забрать...
Записка в чайнике, пельмени на тарелке, Прикручен к форточке осунувшийся стриж... И никого простить нельзя, но быть прощённым тоже некем... Брешью в веках, шишем в памяти паришь...