Грубей весеннего снега, но мягче стандартной пыли, Радуюсь, но как серость. И письма лежат не вскрыты... Вдоль стен проносятся своры. В зелёных автомобилях. В соседней же зале бабки. Корпят над разбитым корытом.
Капуста мелким помолом. Воробьи облепившие ветки. Всё стало землистого цвета. Земля нынче больше пухом... И снятся мне, снятся павлины. В брутальных собачьих клетках. И также лоснится небо, во имя святаго духа...
А вот бы схватил за локти, под занавес тысячелетий, Какой-нибудь жалкий Голем, с каким-нибудь добрым взглядом... Тогда б ты меня восполнил, апрельский суровый ветер, И стало бы мне в улыбку дышать канцелярским ядом...
На первых порах не стыдно попахивать свежим мясом. Потом одинокий голос прорежется мерзким свистом. И вот очумелый, пьяный, ты воешь загробным басом - Возьмите меня отсюда, заставьте остановиться...
Я ж гуще весеннего снега, я мягче стандартной пыли, И пахнет в моей квартире густым сургучом и серой... И кто-то, скорее добрый, увозит в автомобиле Обитый холодной кожей комок раскалённых нервов...