Язык что жужелица ползёт из жижи лица, Скрути из пальцев шиши, до ять мозги расчеши, О палец пальцем ударь - в лице зашкерится царь. Жень-шень из шамбалы, вишь, - чифирь шлёт нам и гашиш.
Чеширским вайшьею вширь расту, шикарен и жив, Поддат отец, в стан шутов ушёл его пыльный штоф. И камышовый кошак, и шебутной порошок, Теперь не спросят: "за что?". И ходят только пешком.
А бородатый педант у однокомнатных врат Корит души аскарид, гремит безвкусный иврит. Щипнув добра от добра. Я ничему не был рад... Знай, в микрокосме парит мой неустойчивый ритм.
Широт изорваны швы, волхвы сбежались на шум - шарниром ржавым скрипит Земли смешарик шальной, Наружу лезут шнуры, в душе подшипник ношу, Расчёт неточен, но чист, как смех душевнобольной.
Стоит она в стороне, роняет ночь сырой снег, По негативам пошарь - не заподозришь недуг... А только лай оброни, запойный милицоньер, И зенки шилом шуршат, ища в душе тошноту.
Щекаста щёлочь чела в траве немытых волос. Текут в шалавьем кашне кровей нездешних ручьи. Напрасно жёг чучела, знамений зло не сбылось. Седин пожары в душе смёл смех без явных причин.
У тощей барышни - Шипр, у инженеров свой шифр, Из шапки ключ извлеки - замкам "адьо" изреки, Глянь, шифер шаткой башки накрыла шанкром цифирь. Пророчеств воды горьки, явь скрыта в толще трухи.
В которой молча стоит болезной фрау белизна. Тиха, как тёмная ночь, полна одной лишь мечтой: Не стать владыкой столиц, не развести на дензнак, Всего-то хочет понять: что есть большое ничто?
В лицо ей кашляет ветр. Слезится сажа глазниц, Шипит своё, шёпот тьмы льёт в щёки реки морщин, И не мерцает ответ, и космос не объяснит Ведь слово было вчера, а нынче слово горчит.