Бендюжники пьют за туман, за осень, Вороны слетаются чёрной сотней, И в позе четырнадцать/восемь-восемь Насилуют пьяного в подворотне. Крепчает мороз и скрипит по коже, Лицо утонуло в моей улыбке. Назавтра меня в тёплый гроб положат, И будут качать под мотивы Шнитке.
Но нет нынче времени на поминки, И солнечный зайчик хрипит под лаптем. Бендюжники воют уже от синьки, Но не ускользают от трупных пятен. И нивы горели, и ветер шарпал, И сколько-то было блядей под боком. А вечером облако медным кляпом Просунулось в горло и стало горько.
В товарном вагоне к нам едет солнце! Мотает его по краям Урала... Мне снится (с чего бы?) товарищ Троцкий, Целующий пьяную Фриду Кало. Но что-то бендюжники приутихли, Над миром царит беспросветный праздник.. А снег будет рыхлый, тяжёлый, рыхлый.. И завтрашний день только он украсит.