Зашили во мне все шутки, завшивел дождём вчерашним, лишь бражник порхал в желудке, лишь всмятку бражник. Вот прежде гнобили Бога с его приговором быть здесь. Пиздец - словно вдох глубокий, а плакать - бизнес. Родился седым, безбрежным, под стать коже окияна. Макаю в следы надежды засохший пряник, А розги приступят в празднк, чтоб стоить слезы ребёнка, Чтоб чавкать лечебной грязью в подмышке Бога.
Беги с наших топей, всевышний, животных пасти сохранять... И иглы жестоки, и крыши с орлятами будут взлетать. Все наши - уже наизнанку, они между струек дождя уходят жить в детских рисунках, или не жить хотя б...
Беги же, потом позлишься, в жар-птичьи пустые гнёзда. Я знаю, кто третий лишний, зря дышит воздух. Зря прозу кусает жизни, в пути млечном голосует. То рай ему покажите. То волю судеб. Весь в суе он, одномерный, блохою безногой скачет. Лишь звёзды свисают с терний и горько плачут. пункт А в пункте Б, за вербой. И нет никакого дальше... Лишь звёзды свисают с терний и горько плачут.
Утонут замками амбарными, в глаз тихом омуте. В тетради - и тварям по паре, а тут один в комнате. Тебя ждут подтекст, а не барыни с лицами в ямочках. Потом-то нас всех закопали. Молчи, да и я смолчу.