За окном манит, хоть минуют годы: посреди двора подлетают и падают, снова взлетают качели. За стеною играет скрипач, а за окнами девочка в синей матроске взлетает и падает, крепко зажмурившись, снова взлетает, губу закусив. Всем известно, что надо зажмуриться просто, когда тебе страшно, и думать серьёзно, что это поможет, и это поможет - любую девчонку об этом спроси. Я закрываю глаза, но отчаянье сердце мне стискивает обручами. Бросилась к окнам, но там, за окошком, лишь ветер и дождь.
Вот и хлынул дождь по щекам, по стёклам, бьёт листву и лес и беснуется в лужах в каком-то неистовом танце...
Девочка ушла, и качели мокнут. Стоя у окна я смотрю на дорогу, на двор и на дождь этот страстный.
А дорога черна и мокра. На дороге следы размывает безжалостный дождь, и примятые травы воспрянули снова, а кто-то прошёл здесь недавно, и вот - потерялись следы, никого не найдёшь... Я прошла бы по следу хоть тысячу вёрст, но на улице что-то такое стряслось: кто-то плачет, кричит и на помощь зовёт;
мечутся, мечутся, мечутся тени по улице, словно безумные звери, псы, потерявшие дом и хозяина... Всё это - дождь.
Это всё пройдёт, словно сон кошмарный. Дай прильнуть щекой к этим тёплым, спокойным, и добрым, и сильным ладоням.
Просто жалко мне: прожит день бездарно, но посмотришь ты - и в глазах твоих серых отчаянье камнем потонет.
Мы, как дети, всю жизнь на качелях качаемся, плачем, смеёмся, взлетаем и падаем. Верим, что страх исчезает бесследно, стоит зажмурить покрепче глаза.
Время проходит, качели качаются, дождь всё идёт и никак не кончается; впору отчаяться, впору отчаяться. Кто-то сказал: "Это пройдёт..."