Кровавое солнце склонилось над тыном, Пророча зловещий конец. К колодцу бездонному юного сына Тащил полупьяный отец. Огромные, страшные, сильные руки Сомкнулись над телом худым. Предчувствуя скоро ужасные муки, К отцу обращается сын:
Припев: - Папаня, не бросай меня в колодец! Я этого, кажись, не заслужил-жил -жил-жил. Бросишь, обратно не воротишь, Какую ж ты мне лажу подложил, Чувак!
Но тело худое повисло над бездной, И руки разжались отца (подлеца). Вороны взлетели над белой березой, И вскрикнула мать у крыльца. Но пьяные ужасы голову мутят, Отец головою поник. Со дна же колодца, глубокого очень, Раздался последний, мальчишеский, тоненький (нежненький, жалобный, тихинький, слабенький) крик.
Припев: - Папаня, не бросай меня в колодец! Я этого, кажись, не заслужил-жил -жил-жил. Бросишь, обратно не воротишь, Какую ж ты мне лажу подложил, Чувак!
И долго еще доносилися звуки, В колодце бурлила вода. Отец постоял, почесал свои...руки, Подумал и плюнул туда. Нетвердой походкой, уже под луною, Вернулся убивец домой. Лег спать, но не спится, все чудится голос, И видится сын, как живой.
Припев: - Папаня, не бросай меня в колодец! Я этого, кажись, не заслужил-жил -жил-жил. Бросишь, обратно не воротишь, Какую ж ты мне лажу подложил, Чувак!